Однажды утром, возвращаясь домой по куртине, он увидел на гребне стены большого голубя, который красовался на солнце. Юлиан остановился посмотреть на него. Стена в этом месте была пробита, и осколок камня подвернулся ему под руку. Он размахнулся — и камень полетел в птицу, которая покатилась чурбанчиком в крепостной ров.
Проворнее молодого пса он кинулся вниз, повсюду шаря и царапаясь о кустарники.
Голубь с перебитым крылом трепетал, запутавшись в ветвях бирючины. Это упорство жизни раздражало ребенка. Он начал его душить. От судорог птицы сердце его стало биться и переполнилось диким и бурным упоением. При последнем содрогании голубя он почувствовал, что силы оставляют его…
Стало быть, вот на чем зациклился читатель: убийство животных. Генри не удивился. В его романе животные не были жалкой карикатурой. Литературные персонажи, они оставались дикими зверьми, для которых обычно убивать и гибнуть, что Генри и пытался отразить с максимальной достоверностью. Книга предназначалась взрослым, и потому в ней имелась необходимая доля звериной жестокости. Так что его не покоробили убийства мышки и голубя, совершенные ребенком, который исследует пределы жизни и хочет почувствовать смерть.
Генри пролистал страницы. Юлиан становится безжалостным охотником, что добросовестно фиксирует читатель:
…предпочитал охотиться вдали от всех, один на своем коне, с любимым соколом… большой скифский кречет вскоре возвращался, терзая добычу…
…травил цапель, коршунов, ястребов и воронов.
…любил, трубя в рог, следовать за псами… олень… наслаждался бешенством псов, пожиравших куски туши…
В туманные дни он забирался в болото и выслеживал диких гусей, уток или выдр.
…убивал медведей ножом, быков топором, кабанов рогатиной…
…две барсучьих таксы… увидел кроликов… таксы на них кинулись… перегрызали спинные хребты.
…на вершине горы… два диких козла… Босиком добрался он до первого и вонзил ему нож под ребра…
…озеро… бобр… убил его стрелой…
Далее был отмечен большой кусок:
Затем Юлиан вошел в аллею больших деревьев, вершины которых образовали при входе в лес подобие триумфальной арки. Дикая коза выскочила из чащи, на перекрестке попался олень, барсук вылез из норы, на зеленой траве павлин распустил свой хвост. А когда он их всех умертвил, появились другие козы, лани, другие барсуки и павлины, а там — дрозды, сойки, хорьки, лисицы, ежи, рыси — бесконечное множество животных, и с каждым шагом все больше и больше. Трепещущие, они кружились вокруг него и глядели умоляющими и кроткими взорами. Но Юлиан не уставал убивать: то натягивал арбалет, то обнажал меч, то ударял ножом, ни о чем не думая, ничего не помня. Он охотился в какой-то неведомой стране, с незапамятных времен, и все совершалось бессознательно, с той легкостью, какую испытываешь во сне. Его остановило необычайное зрелище: стадо оленей заполняло долину, имевшую форму цирка; скученные, один подле другого, они отогревались собственным дыханием, которое дымилось в тумане.
