— Прощайте, отец, простите меня, мама, — негромко промолвил Низамеддин.
Перепуганная Бадия, дочь зодчего, сестра Низамеддина, широко открытыми глазами смотрела на стражников, уводящих брата. Она знала, что дамасская сабля Низамеддина висит в нише. И ждала только знака брата, чтобы сорвать ее со стены. Но он так и не успел подать знак. И она не успела ему помочь.
Стражники ушли, и над двором повисла пугающая тишина. Зодчий решил немедленно, не дожидаясь рассвета, отправиться во дворец.
Всю жизнь он верой и правдой служил своему псвелителю. И что же? Его дом опустел, единственного его сына заключили под стражу. Где же справедливость? Не вернее было бы прийти к отцу и за беседой с ним выяснить все обстоятельства дела, если сын впрямь в чем-то и провинился. Но поднять среди ночи с постели мальчика, скрутить ему руки, увести… Да это же произвол. Насилие… Знает ли об этом великая госпожа? А Байсункур-мирза? Неужто дали они согласие на такое беззаконие, неужто усомнились в верности преданного нм человека? За что же такая кара? За какие прегрешения? Быть может, между царевичами снова начался раздор? Он слышал, еще давно слышал, что раздоры между царевичами вносят смуту и держат в тревоге все государство. А страдает от этого простой народ.
Значит, снова не поладили Байсункур-мирза и Ибрагим Султан? А может быть, покушение на государя разожгло вражду между братьями? Быть может, по этой же причине не отпустили в Самарканд к Улугбеку мавляну Юсуфа Андугани?
Босой старик неподвижно стоял посреди двора, бессмысленно глядя на распахнутую калитку. Перед его мысленным взором мелькали лица вельмож, воинов, стражников. Какое имеет отношение он к ним, к их интригам? Как можно было связать юноше руки и тащить его в крепость?
Наджмеддин оперся о посох, он так и стоял, словно каменное изваяние, и все глядел на распахнутую калитку, ту, через которую увели сына, Он не обращал внимания на причитания жены, вернее, просто не слышал их.
Бадия глядела на отца горящими глазами и все ждала, что он скажет хоть что-то и объяснится весь этот ужас. О, зачем она спала так крепко, — если бы она услыхала шаги стражников, если бы успела подать брату саблю или сама бросилась на стражников с кинжалом. На худой конец, помогла бы брату бежать. Господи! Господи!
Наконец зодчий опомнился: бессмысленно стоять вот так посреди двора, нужно идти, нужно что-то делать. Идти во дворец? Но сейчас ночь, и кто знает, добредет ли он до дворца по темным гератским улицам и закоулкам?
