Около горящей свечи лежали еще две новые, непочатые. Двери были крепкие, а грязное оконце выходило на пустырь. В углу лежали различные инструменты — измерители вперемешку с плотничьими инструментами и даже деревянная лопата. Пустота, грозящая поглотить человека.
— Вот здесь вы и будете ночевать, а утром поговорим, — сказал зодчий, пристально вглядываясь в лицо Зульфикара. — Если случайно не сможете заснуть или, чего доброго, замерзнете, потяните вот за ту бечеву, зазвенит звоночек, я приду и вызволю вас.
Зодчий Наджмеддин, оставив гостя одного, запер дверь и удалился.
А Зульфикар все стоял в той же позе. Сердце невольно сжалось от страха. Он подошел к двери и рванул ее. Заперта! Подошел к высокому окну, этому единственному отверстию, откуда, очевидно, днем проникает сюда свет. Пустота! Посреди комнаты пень. Что это значит? Да уж не тюрьма ли это? Попасть в чужом городе под замок, да еще в доме прославленного зодчего Наджмеддина Бухари… Как все это непонятно, как странно! Ни за что ни про что оказаться в заточении. А может быть, его приняли за шпиона, за человека, подосланного царевичем Султаном Абу-Саидом?
Зульфикару доводилось слышать о том, что господин Наджмеддин Бухари близок его величеству, что он так же, как и Лутфи, Андугани, удостоен царских даров и милостей. А что, если в караван-сарай этой ночью явятся нукеры и отца Зульфикара тоже возьмут под стражу?
Но что общего между зодчим и воинами? Как может зодчий взять в руки меч воина? Нет, просто немыслимо, чтобы он внезапно превратился в палача. Неужели их — Зульфикара и отца — в чем-то заподозрили? Зульфикар вспомнил Самаркандскую смуту, самый разгар этой смуты.
Дворцовая знать, амиры, полководцы скинули с трона и заключили под стражу Халила Султана. Государь с большим войском двинулся на Самарканд, освободил Халила, отвез его в Хорасан, а правителем Самарканда назначил своего сына Мухаммада Тарагая Улугбека.
После этих событий черные дни наступили и для Самарканда и для Герата. Повсюду рыскали лазутчики и наветчики, жестоко преследовались не только сарбадары и хуруфиты, но и те, кто был на стороне Амира Сарибуга и Амира Сулеймана Хаша.
Зульфикар почувствовал, как у него леденеют ноги. Он подошел к нише, потрогал свечи. В этой огромной пустой комнате он, оказывается, не один: около свечи кружили мотыльки. Маленькие беззащитные создания, они летели прямо на огонь, сжигали крылышки и гибли, Пот&нуть бечеву, пусть зазвенит колокольчик. Кто знает может, как и обещал, явится старый зодчий. Что ж, не полюбилась здесь, не выдержал? Ничего, не поделаешь. Зульфикар допродавал достоять на правой ноге, согнув в коленке левую. Все равно холодно — слишком сырая земля. Разложить книги и тетради и встать на них? Нет. Книги не додирают ногами. А в его тетрадях — записки я чертежи и описания Муссало и моста через Герируд, зубцов крепостной стены и порталов, рисунки и описания мечети Джаме — словом, там все, что так восхитило Зульфи кара здесь, в Герате. Там и записи высоты зданий, их названия, даже набросано изображение нескольких медресе Бухары. В последнее время он не расставался с этими тетрадями, носил их повсюду с собой л дорожил ими больше всего на свете.
