В пятницу утром Бадия сложила в глиняную чашку приготовленную матерью еду, завернула чашку в скатерку и водрузила на голову. Плетеную корзинку с высушенными на солнце лепешками и слоеными пирогами, а также с сушеным урюком взял Заврак, и они вдвоем отправились к крепости Ихтиёриддин.
Поверх длинного платья Бадия надела безрукавку, а на голову повязала большой темный платок матери.
Из-под платка виднелись только глаза и тоненькие, словно кистью мастера нарисованные брови вразлет.
Ее прелестное личико — рот, нос, щеки — плотно прикрывала черная ткань платка. Заврак шел позади, и они лишь изредка перебрасывались короткими фразами. Все помыслы Бадии были заняты Худододбеком: почему он исчез, почему не показывался уже много дней.
С горечью думала она и о брате, перед мысленным ее взором вставал темный и затхлый зиндан, ставший отныне его обиталищем. И как некстати отец повел себя столь сурово и, блюдя честь семьи, отправил Зульфикара так далеко.
Немилосердно припекало солнце. Мешхедская дорога пустынна, лишь изредка им попадался одинокий всадник. Далекий темный силуэт крепости Ихтиёриддин наводил тоску, сжимавшую сердце. Наконец Бадия и Заврак добрались до ворот, где стояли стражники.
— Что принесла? — грубо спросил стражник с огромными усами.
— Хлеб, урюк… — ответила Бадия.
— У тебя здесь отец?
— Брат.
— Ас тобой это кто?
— И это брат.
— Что-то многовато у тебя братьев.
— Сколько есть, — ответила Бадия.
— Замужем?
Бадия промолчала. Ее душил гнев, хотя она знала, что грубое обращение с родственниками узников вошло здесь в привычку.
Второй стражник, помоложе, не спускавший глаз с Бадии, вдруг закричал на своего товарища:
— Чего ты запугиваешь девчонку?
Он подошел к Бадие, снова поглядел на нее и снова повернулся к товарищу:
— Не приставай ты к ней с вопросами. У нее же здесь брат и сердце не на месте. Ну-ка, скажи мне, как зовут твоего брата?
— Низамеддин.
— Ага, понятно, — молодой стражник сочувственно покачал головой. — Сын почтенного Наджмеддина Бухари, у него еще родинка на щеке, да?
— Да.
— Хорошая ты девочка. Хочешь, провожу тебя к брату?
— Хочу! — слезы блеснули в глазах Бадии. — Я буду благословлять вас всю жизнь. Да сохранит вас господь…
Бадия с умыслом надела золотые браслеты, в тайной надежде, что вдруг они смогут пригодиться. Она сняла браслеты с белоснежного запястья, от этого движения платок чуть сполз в сторону, приоткрыв лицо, и молодой стражник снова впился в нее взглядом.
