Один только Зденко мог при случае вспомнить прежние свои обстоятельства. Но вспоминал разве что в полусне.
В своем клубе они вскоре зашли так далеко, что требования, предъявляемые ими друг к другу, были посерьезнее того, что с них спрашивали в гимназии.
Впрочем, все это делалось только для шику. Во имя дендизма, который никому в школьных стенах не импонировал. Но кичливости тут не было. Молодые люди помышляли лишь о доподлинной романтике. Неясно, впрочем, понимал ли это до конца хитрый толстый Август. Для него учение было чем-то вроде спорта — вообще-то он был ленив и малоподвижен; уроки верховой езды в близлежащем манеже, которые он брал по настоянию Роберта Клейтона, были ему очень не по вкусу. Впрочем, другие мальчики тоже учились верховой езде. Но только Зденко давно уже был превосходным наездником.
Ясно, что канадец не знал и не мог знать, куда метил Хериберт своим удивленным вопросом, неужто же Август и вправду хочет стать инженером-машиностроителем. Между тем юный господин фон Васмут, видимо, жаждал ему это объяснить. Разумеется, подобная попытка ни к чему бы не привела, ибо тенденция, в ней содержавшаяся, осталась бы непонятной заморскому толстяку. По Хериберту выходило, что профессия инженера не подобала члену «Меттерних-клуба».
— Они — подразумевались инженеры — не пользуются у нас особым расположением общества, так обстоит со многими специальностями. К примеру, с зубными врачами, преподавателями гимназии или кадровыми офицерами-пехотинцами. В обществе никого из них не встретишь. Хотя с инженерами, пожалуй, дело до этого не доходит.
Августа, происходившего не из чиновно-иерархического государства, а по существу все еще колониального, где общественный вес поначалу могли иметь только первые поселенцы (если бы вообще речь шла о таковом), то, что болтал Хериберт, собственно, нимало не трогало.
— Зубной врач и преподаватель гимназии тоже могут быть джентльменами, заявил Август, обнаруживая полное свое непонимание.
— Ты, конечно, прав, — отвечал Хериберт и с этими словами оставил попытки что-либо объяснить Августу. Не меняя темы, он все же изменил направление разговора: — А я хочу сделать карьеру государственного чиновника и, конечно же, хорошо изучить право. Не даром же я кончаю классическую гимназию, недаром зубрил греческий и латынь. А тебе, Август, разве не жалко, поступив в Высшее техническое училище, навсегда с этим расстаться? Ведь это значит, что ты промучился напрасно.
