— Мой дядя давнишний юрисконсульт вашей фирмы.
— Здесь, в Вене, он был им с самого начала, — сказал Дональд. — Мы многим ему обязаны.
Сейчас она уже шла по спущенному мосту. Ее беглый и небрежный английский был поистине удивителен. На этом языке она говорила не хуже, чем Клейтоны по-немецки.
— Бывали ли вы в Англии? — осведомился Дональд.
— Да, в Бирмингаме. Я там два года проходила практику на фабрике стальных перьев «Брандауэр и Кº». Фирма «Брандауэр» имеет отделение и в Вене. Это люди необыкновенно высокого роста, вроде вас или дочерей Харбаха.
— Вы даже их знаете?
— Да, я вчера была у них.
Чем дальше они ехали, тем отчетливее Дональду казалось, что почти весь Хитцинг состоит из темных огромных парков. Эта часть города тоже была ему почти совсем незнакома. Примечательный и, хотелось бы сказать, здоровый инстинкт предписывал Дональду молчать. Что-то случилось, он точно это знал и знал также, что случилось как бы вне его (так живо он перевоплотил удивительную внутреннюю ситуацию в житейскую, фактическую), ему хотелось узнать, что же это такое. Молчание, он убедился в этом тотчас же, давало ему известный перевес, что вообще-то было ему нелегко, принимая во внимание живость Моники, нелегко уже тем, что сейчас он воздерживался от мелкой разменной монеты пустого разговора. Он твердо решил стоять на своем. Но она этого явно не могла взять в толк и потому совершила ошибку, которая для нее и по ее понятиям, конечно же, не была таковой. Она говорила подробно и не очень связно и все оживленнее пригоршнями бросала слова Дональду, но они отлетали от него, как от стены горох. Мы же вправе здесь впервые сказать о том, что доселе лишь предполагали (когда Дональд во время спора миссис Чиф и Кэт в Бриндли-Холле вышел из своей комнаты в коридор), что натура у него холодная или по крайней мере в нем гнездится предрасположение к холодности.
Итак, они ехали в Дёблинг. Ее родители, сказала Моника, хотят на днях устроить небольшой прием, чтобы отпраздновать ее возвращение в Вену, «будут только мои друзья и подруги, я надеюсь, что и вы придете, мистер Клейтон». Когда она сказала ему свой адрес, а также день и час, Дональд, как ни странно, велел шоферу остановить машину и включить свет, потом вынул свою записную книжку и аккуратно все записал.
Когда он уже один ехал домой, пересекая город от Дёблинга до Пратера, рядом с ним, на месте, где только что сидела Моника, была пустота зияющая и холодная.
