У меня есть сестра Катя, которая на пять лет старше меня (мы с ней не очень ладим); отец, с которым я почти не вижусь с тех пор, как он ушел от матери; мать, которая изводит меня по телефону, когда я все же снимаю трубку, несмотря на то что вижу ее номер на определителе. Родители развелись, когда мне было четыре года, и с тех пор я и сестра жили только с матерью. С отцом мы виделись лишь дважды в месяц по выходным или на каникулах, а потом все реже и реже. Соблазнитель с пленяющим взглядом, он проводил почти все время на юге Франции в обществе своих любовниц, которые становились все моложе по мере того, как он старел.
У моего друга была художественная галерея в Марэ. В противоположность многим однокашникам из галереи Дофин, деньги его не слишком интересовали. Он жил согласно собственным принципам. Решив, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на нелюбимые дела, он открыл свою галерею на улице Франк-Буржуа. Потом мой друг расширил ее и в данный момент владеет более просторным салоном на той же улице, но ближе к Площади Вогезов. Именно там ему хотелось когда-нибудь иметь собственную галерею.
Благодаря своей учебе он разбирается во всех финансовых механизмах, но не хочет посвящать этому жизнь. Его галерея называется «Артима» — в честь картины, и еще потому, что «Ima» на иврите означает «мама». Его мама не ленилась каждый день приходить на улицу Франк-Буржуа и приносить ему фаршированного карпа и домашний яблочный штрудель.
Мой друг был из типичной ашкеназской семьи. Его отец Жан-Клод Рейнаш происходил из еврейского рода, проживавшего в Эльзасе. Мать Эдит — польская еврейка по матери и немка по отцу. В гостиной у его родителей висели портреты убитых бабушки и дедушки. Мальчиком он не мог на них смотреть и каждый раз вздрагивал, наткнувшись взглядом на их изображение.
У них дома ели латки[2], селедку и фаршированного карпа. Его родители почти никогда не отмечали еврейские праздники, за исключением Йом-Киппур, когда все отправлялись в синагогу на улице Виктуар. По уик-эндам семья ездила на побережье, где имела небольшой дом в Трувилле. Они слушали записи клейзмеров[3] и читали книги о Бунде[4]. Члены семьи одевались сдержанно и элегантно и презирали сефардских евреев, у которых были дома в Довилле. Время от времени родители приглашали в гости своих ашкеназских друзей, с которыми пили сливовую настойку стакан за стаканом и рассказывали анекдоты на идиш. Порой они путешествовали — всегда в Восточную Европу: в Литву, Польшу, Венгрию, Чехословакию. Любимым городом была Прага, которую мать моего друга знала наизусть, потому что когда-то работала там гидом. Во всех этих странах его родители не посещали никаких мест, кроме еврейских кладбищ и старых синагог, к которым отец семейства питал настоящую страсть. Кроме того, именно благодаря этому он и познакомился со своей женой во время поездки в Литву — та устраивала экскурсии по еврейским кладбищам. Ее огромная эрудиция не могла не покорить.
