Большая Засада | страница 62



Валериу Кашоррау пытался утопить в кашасе память о ногте цыганки, взбудоражившем все, чтобы было у него в штанах. Она скребла его ладонь, а вовсе не яйца, но эта ласка отзывалась гораздо ниже. Жар водки не сумел погасить легкую щекотку, холод в штанах. Цыганская шлюха околдовала его, она могла из него веревки вить, чтобы потом разбазарить его деньги, которые он копил на ночь с негритянкой Флавианой в пансионе Лидии, в Итабуне. Ему нужно снова увидеть чертовку, где бы она ни была, чтобы отнять свои деньги и втолковать негоднице, что с настоящим мужчиной не шутят и не обманывают его. Что там такое между ног у цыганки, какое оно на вкус? Один глоток за другим, коготки царапают яйца.

У Доринду причины были другими, но у них было нечто общее с горестями Валериу — присутствие цыган в Большой Засаде. Доринду тоже хотел заглушить нестерпимую боль от потери возлюбленной с помощью бутылки из лавки Турка, где он и узнал о том, что приключилось. Он сидел в компании погонщиков насупившись, рот на замке, не говорил ни слова. Кашоррау изрыгал проклятия и угрозы, Доринду куксился молча. За него уже все рассказал Дуду Трамела, который был очевидцем колдовства.

Выслушав в тишине, как обычно, рассказ мальчишки, Манинью не согласился с одним из пунктов проблемы — фундаментальным. По его мнению, у Доринду не было причин считать себя обманутым, преданным и униженным. Манинью знал жизнь со всеми ее невзгодами, он был человек солидный, с принципами.

Всем известно, что нежный цветок любви не расцветает, если нет интереса и согласия с обеих сторон — и у мужчины, и у женщины. Дело не идет на лад, если влюблен только один из двоих: если нет взаимности, то хуже не бывает, это жестокие страдания. Прискорбная ситуация, печальная и очень грустная.

Так часто бывает, и с самим Манинью случалось: его пленили рыжие волосы Зулмиры Фогареу, а она повернулась к нему спиной, даже слышать о нем не хотела. К тому же соперником был карлик, недомерок. Это кажется невозможным, но ведь так и было. Да, Манинью пришлось погоревать, но он не прикидывался, будто ничего не понимает, никого не оскорблял, не называл себя рогоносцем. Самое плохое в этих несчастьях, если отвергнутый обижается и, безутешный, решает поднять шум.

Как бы то ни было, если бы Доринду не столкнулся с Валериу, который пил у огня, то, может статься, проглотил бы свою ярость без особых затруднений. Сколько бы Манинью ни пытался переубедить его, Кашоррау стоял на своем, и случилось то, что случилось. Он еще потащил с собой несчастного Доринду, олуха, у которого якобы выросли рога. А при чем тут вообще рога, если Гута никогда с ним любовь не крутила?