mmmavro.org | День 25, Выбор | страница 8
Годышеву вдруг вспомнилось поразившее его в свое время высказывание какой-то другой женщины, кажется, возлюбленной адмирала Колчака, пошедшей потом за ним в тюрьму.
«Есть люди, которые, как струна, звучат, только будучи туго натянутыми».
Н-да… Похоже, жена его оказалась как раз из этой породы. В то время, как сам он… Н-да… Да пошло оно всё!! Нажраться опять, что ли!!??
______________________________
Днем жене Годышева вдруг неожиданно стало плохо. Она почувствовала озноб, недомогание, слабость и к вечеру уже слегла. Лежала в постели и не вставала.
Вызванный на следующий день врач неопределенно пожал плечами, пробормотал что-то насчет гриппа и ушел, прописав какие-то обычные в таких случаях и ничего не значащие лекарства.
Но Годышев чувствовал уже, что всё не так просто. Никакой это не грипп. Происходило что-то страшное. Проклятие начинало сбываться, только каким-то странным и непонятным образом. Дети бегали себе и резвились, как ни в чём ни бывало, между тем как жена его всё слабела и слабела, просто таяла на глазах.
Она постоянно лежала, закрыв глаза, и как-то странно улыбалась. Каким-то своим мыслям, одной только ей известным. Годышев даже не решался спросить, каким именно. Ему самому было так плохо, как не было, наверное, еще никогда в жизни. Даже тогда, в горах, когда он попал в лавину и был уверен, что погибнет.
_____________________________
Так прошло четыре дня.
Наконец в пятницу, уже ближе к вечеру, раздался звонок в дверь. Постаревший за эти дни, наверное, лет на десять Годышев побежал открывать, уверенный, что это доктор.
Однако это был никакой не доктор. В дверях, насмешливо улыбаясь, стоял мужчина. Тот самый. Из булочной.
Пока Годышев, потеряв дар речи, в полном ошеломлении на него смотрел, он, ничего не говоря, легонько отстранил Годышева рукой и спокойно и уверенно направился в глубь квартиры, прямо в комнату жены. Годышев, беззвучно открывая и закрывая рот, как выброшенная на песок рыба, молча следовал за ним. Он, кажется, даже дверь забыл закрыть.
Мужчина тем временем вошел в комнату к жене Годышева, по-хозяйски придвинул к себе стул, небрежно на нем развалился и, заложив ногу на ногу, неторопливо закурил. Годышев столбом стоял рядом, держа руки по швам. Он все еще находился в каком-то ступоре, настолько быстро и неожиданно всё произошло.
Жена его лежала с закрытыми глазами и, похоже, вообще уже ничего не слышала. Ей было совсем плохо. На губах ее по-прежнему блуждала та самая странная и загадочная улыбка Моны Лизы.