Ну, оказался и оказался. Примем как данность. Иными словами, какая-то критическая часть мышления у него безусловно отключилась. (Всё это он уже позже, потом, задним числом осознал, когда в себя пришёл и тщательно всё случившиеся с ним проанализировал.) В общем, как при алкогольном опьянении. Вроде бы и трезвым абсолютно себя чувствуешь, а как начнёшь потом наутро подвиги свои вчерашние считать!..
Да. Так вот. В квартире он был один. Причём именно он! Нынешний. Немолодой уже, изрядно потёртый и потрёпанный жизнью мужчина. Многое на своём веку повидавший и многое потерявший. Хмурый, циничный и недоверчивый. И это придавало всему окружающему некую лёгкую, но явственную вместе с тем, несомненную враждебность. Делало Баксанского каким-то непрошеным гостем в своём собственном детстве и своей новости.
И самому Баксанскому было там невыразимо грустно. Словно он находился в покинутом всеми и заброшенном доме. Который он помнил ёще полной чашей, когда в нем кипела жизнь, хлебосольные и молодые совсем хозяева заразительно и весело смеялись, усердно потчевали всех и приглашали к столу откушать, чем бог послал. Дети бегали, пищали и шалили, бабушка с дедушкой шутя бранили их и грозили им букой.
Где теперь они все? Сначала умерли бабушка и дедушка, потом хозяева... А дети?.. Дети разбрелись кто куда. Ничего не осталось. Ничего и никого.
Впрочем, не совсем ничего. Кое-что осталось. Цветы! Растения. Домашние, в горшках. Китайские розы в основном. (Ну, и ещё какие-то, которые он не знал. Не знал, как они называются.) То есть именно те растения, которые, по воспоминаниям Баксанского, у них, на старой квартире действительно стояли. Росли. Только здесь их было гораздо больше. Больше, чем в реальности. Горшки с цветами и растениями располагались здесь повсюду. На полу, на столе, друг на друге... Везде! Большие, маленькие... Глиняные, пластмассовые... Чёрные, синие, красные... Горшки и горшочки.
И все они были сухими. Почва в них была сухая. Растения никто не поливал, судя по всему, уже много, много дней. Земля была как каменная. Твёрдая и потрескавшаяся. Как они до сих пор ещё живы-то были – совершеннейшая загадка!
И Баксанский чувствовал за всё это свою вину. Это из-за него! Это он их не поливал! Он!! И теперь все они погибали. И он набирал в ванной в лейку воды (у них была маленькая старенькая зелёная пластмассовая лейка), разливал воду по горшкам и горшочкам, большим и маленьким (сухая почва мгновенно всё впитывала) и тут же снова шёл в ванную за новой порцией живительной влаги. И так всё поливал, поливал, поливал...
