mmmavro.org | День 117, Красота | страница 13
Чего тут говорить? Не о чём тут говорить! Говори не говори, а в лебедя не превратишься.
– А Вы хотели бы? – негромко поинтересовался мужчина.
Грунин поднял глаза и несколько секунд молча смотрел на него.
– Нет! – наконец покачал он головой. – Нет! Я не хочу ни в кого превращаться. Ни в кита, ни в лебедя. Я это я. Пескарь, утёнок. Какой есть, такой и есть. И меняться я не хочу.
– Так чего же Вы хотите? – дьявол усмехнулся и поиграл откуда-то взявшийся в его руках изящной тросточкой. – А?.. Вячеслав Иванович?
– Не знаю! – глухо проговорил Грунин и до боли стиснул руки. – Не знаю.
3.
Гости давным-давно разошлись, жена плескалась в ванной, весело что-то там напевая. Уже почти раздевшийся полупьяный Грунин, зевая, сидел на краю кровати. Внезапно взгляд его, рассеяно блуждающий до этого по комнате, за что-то зацепился. "Что это?" Какой-то скомканный листок валялся в углу. Совершенно непонятно было, как он там оказался, и что это вообще такое. Слегка заинтригованный Грунин, поколебавшись немного, всё же встал и, чуть пошатываясь, сделал несколько нетвёрдых шагов. Пнул листок ногой, но потом всё-таки с усилием нагнулся, поднял и неуверенно развернул.
Стихи! Что за чёрт!? Откуда это? Он ещё раз перечитал. Теперь уже более внимательно.
Венера.
Богиня красоты и наслажденья,
Восторгов, страсти, вожделенья!
Венера, Афродита!
Пройдут столетия, века,
Но существуем мы пока –
Не будешь ты забыта.
И вечно будет дева рдеть,
И сладострастно будет млеть,
Глаза склоняя.
И отрок трепетной рукой
К подруге тянется ногой,
От неги тая.
И шалунишка Купидон, смеясь стреляет;
И вечно юная любовь
В их душах вспыхивает вновь –
Лишь оперенная стрела сердца пронзает.
– Что это у тебя? – громко спросила неслышно подошедшая сзади жена. Она уже вышла из ванной и теперь, свежая и благоухающая, стояла за спиной Грунина, с любопытством глядя на смятую бумажку в руках мужа.
– Не знаю, – машинально пожал плечами Грунин, протягивая ей листок. – В углу валялась.
– Это твои?! – жена быстро пробежала глазами написанное. – Какие красивые стихи!
– Нет, – медленно ответил Грунин. В мозгу вдруг зашевелились какие-то неясные воспоминания. Вспыхнули какие-то странные и невероятные картины и тут же погасли, оставив после себя еле уловимый и быстро исчезающий, словно тающий в памяти, привкус, дымок какой-то, смутное ощущение то ли горечи, то ли разочарования, то ли потери. А может, и наоборот, радости и удовлетворения. Что всё так хорошо закончилось. Миг! И исчез и он. Этот дымок. Исчезло всё. Грунин длинно зевнул, повернулся и побрёл к кровати.