Но что это меняло? Что!? Все эти жалкие увёртки и отговорки? Да ничего! Какое значение имеет вся эта болтовня и словесная мишура, когда всё, по сути, совершенно очевидно? Что надо жениться. Надо! Если ты только не последняя сволочь. А Шарай, к сожалению, не был последней сволочью. "К сожалению", поскольку он очень хотел бы ею стать, мечтал! но у него, увы! это не получалось. Никогда! У него даже и у самого-то, сказать по правде, никого за эти семь лет не было. Просто потому, что он не мог себя заставить изменить Ларисе. Не мог вот – и всё! Он ясно понимал, что это подлость. Предательство. Даже, если и сама Лариса так не думает и действительно считает, что у них свободная любовь. (В самом начале он и правда ещё в это верил. Во все эти утопии и сказки. В бредни эти. Про свободную любовь.) Она там пусть что угодно считает. А у него другое мнение. Своё. Собственное. Это – предательство! Всё. Точка. А он не предатель. Увы!
3.
Чай остыл. Шарай снял блюдечко, попробовал на вкус коричневую тепловатую жидкость, поколебался немного (может, всё-таки вылить и снова заварить?..), потом махнул рукой и стал пить то, что есть. С каким-то там завалявшимся в шкафу полузасохшим-полузасахарившимся джемом.
А-а!.. Ладно! Какая разница. Всё одно к одному.
Он быстро выпил чай, сполоснул чашечку и блюдце, вымыл руки и бесцельно прошёлся по квартире, заглядывая во все комнаты.
Н-н-да!..Ну, и ну... Квартира как-то незаметно приняла совсем уж нежилой вид. Везде какие-то свёртки, кули, пакеты... Запах этот... спёртый... Чужой какой-то... Сладковато-затхлый. Непонятно даже, что за запах. Дешёвой парфюмерии, что ли, пополам с потом?... Моются ведь, вроде, постоянно?.. В ванную никогда не попадёшь?.. Э-хе-хе...
Шарай зашёл в свою комнату и плотно прикрыл за собой дверь. Эта комната оставалась пока ещё последним бастионом. Последним оплотом. Убежищем. Единственным во всей квартире местом, на которое бесчисленные пришельцы пока ещё не покушались. Не претендовали. Пока!.. А что дальше будет? Бог весть. Судя по тому, как всё идёт... О-о-о-о-ой!..
Шарай плюхнулся на кровать, перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку.
Что же делать?! Что же всё-таки делать? Что!?.. Ну, что?!
Неожиданно он почувствовал, что подушка тоже чем-то пахнет. Чем-то тоже чужим. Духи! Женские духи. А, ну да... Лариса же вчера приходила...
Духи были дорогие, французские (сам же и дарил), но Шараю их слабый аромат сейчас почему-то неуловимо напомнил запах соседних комнат. Словно оба они, оба эти запаха имели одинаковую природу, одну и ту же, в сущности. Оба вызывали у него сходные ассоциации. С чем-то глубоко чуждым ему, чужеродным, прилипчивым, физически неприятным, от чего хотелось избавиться во чтобы то ни стало, как можно скорее! но от чего избавиться, тем не менее, было никакими решительно силами невозможно. Чего ни делай!
