Нужно сказать, что положение детей, прижитых свободным с рабыней, не всегда многим отличалось от детей, рожденных от свободной матери. Об этом как будто говорит нам известное место Новгородской летописи под 970 г., где рассказывается, как в Киев «приидоша людье новогородьстии просяше князя собе». «Аще не пойдет к нам, – говорили они кн. Святославу, – то мы налезем собе князя». Святослав высказал некоторое сомнение: «да еще бы кто шел к вам». И действительно, два сына Святослава, Ярополк и Олег, отказались. Тогда Добрыня посоветовал им просить Владимира, который, по его мнению, должен быть несколько его-ворчивее, так как был «от Малуши, ключнице Ользине». Она приходилась родной сестрой Добрыни, а отец их был Малк Любечанин. Добрыня, стало быть, приходился родным дядей Владимиру. Владимир согласился: «И пояша новгородьци Володимира к себе, и пойде Володимир с Добрынею, уем своим, Новуграду» [211] . Как видим, происхождение Владимира от ключницы-рабыни (это видно из дальнейшего) не помешало ему пользоваться такими же правами, как и его братьям от свободных матерей. Уколола его рабским происхождением Рогнеда, дочь полоцкого князя Рогвольда, когда Владимир изъявил желание на ней жениться. «Не хочу розути робичича», – сказала она, что, однако, не остановило Владимира, а только вынудило его прибегнуть к насилию.
В договоре Новгорода с немцами 1195 г. честь рабыни оберегается особой статьей: «Оже кто робу повержет насилием, а не соромит, то за обиду гривна, паки ли соромит, собе свободна» [212] . Раба, имеющая детей от свободного, после его смерти делается свободной со своими детьми («Правда Русская», Троицк. IV сп., ст. 98). Как будто и супружеские отношения свободных и рабов не имеют аналогии, по крайней мере, в римском рабовладельческом обществе.
Неисполнение обязательств по древнерусскому праву, как правило, не ведет к рабству. Правда, некоторые исследователи с этим положением не согласны. Дьяконов считает, что торговая несостоятельность в уплате долга, происшедшая по вине торговца (пьянство, расточительность), ставила его в полную зависимость от усмотрения кредиторов: «ждуть ли ему, а своя им воля, продадять ли, а своя им воля» (ст. 54 Троицк. IV сп.). В следующей статье идет речь вообще о задолженности («Аже кто многим должен будет»), последствием которой также является продажа должника на торгу (ст. 55 Троицк. IV сп.) [213] . Но едва ли это не недоразумение.
Дьяконов буквально понимает слова «Правды Русской», где в ст. 55 (Троицк. IV сп.) говорится: «Аже кто многим должен будет», то в случае нежелания или невозможности расплатиться с кредиторами: «вести я на торг и продати же и отдати же первое гостеви куны, а домачным, что ся останет кун, тем ся поделять; пакы ли будуть княжи куны, преже взяти, а прок в дел». То же и в предыдущей статье: «Иже который купец, шед кде любо с чюжим кунами, истопится, любо рать возметь, ли огнь, то не насилити ему, ни продати его… оже ли пропиеться или пробиеться, а в безумии чюж товар потравить, то како любо тем, чьи то куны, ждуть ли ему, продадять ли его – своя им воля». Дьяконов понимает термин «продать» в буквальном смысле продажи личности обанкротившегося купца в рабство.
