Пошел, родимый. Задвигался.
Инструктор – хороший такой дядечка, усатый, веселый. Имеет на счету более четырехсот прыжков. Смотрит на них, улыбается. Смотрит на нее. Подходит. Людка уже привыкла к тому, что она всегда в центре внимания. Что-то говорит. Но моторы гудят, плохо слышно. И вдруг он заметил, что у нее что-то не в порядке с парашютом. Делает специальный знак: «Прыгать не будешь!».
«Господи! Да что ж я такая невезучая! Я же так хотела прыгнуть с парашютом. А тут…»
Но инструктор ее успокоил:
– Потом со следующей группой прыгнешь.
С горечью она наблюдала, как один за другим исчезали в проеме двери ее друзья. Как подхватывал ветер их купола.
Самолет приземлился. Все подбежали посмотреть, кто не прыгнул и почему. Ей надели новый парашют. Подогнали все ремни.
– На этот раз будешь первой! – сказал инструктор, сажая ее на скамеечку.
Чужая группа. Людка напряглась. Вот теперь ее уже бьет мандраж. Она мысленно начинает вспоминать, как ее учили, что-нибудь хорошее. Подумала о Шурке: «Этот прыжок я посвящаю тебе! Хочу, чтобы ты оценил мою смелость!». Сидит, улыбается. А улыбка такая, что инструктор Михаил Иванович подходит и спрашивает:
– Боишься?
– Нет, – отвечает она.
– Не бойся! – говорит он.
– Не боюсь, – отвечает она.
Мигает сигнал готовности.
Она встает. Подходит к открытой двери, как пьяная, поддерживая себя за поручни. Сердце колотится, как мотор самолета. Легкий толчок в спину. Ужас, летящий на крыльях! Прыгает. Летит, как с вышки в озеро. Только страшнее. Дух захватывает.
Динамический удар. Парашют раскрылся. И она сама не ожидала, как прорвалось ликование, облегчение в диком крике:
– Ура! А-а-а!
Не верится, что именно она сейчас над землею летит на парашюте. А внизу – игрушечные домики, аэродром, самолетики, трава.
Она запевает «Катюшу». Вспоминаются все ребята. Дубравин: «Любимый мой! Родной! Как же хорошо, Господи! Чудно!».
А земля уже стремительно приближается, набегает навстречу. Она, как учили, ставит ноги вместе, падает на бочок на травку. Бегут навстречу мальчишки.
Она подняла палец кверху:
– Мальчишки! Во запомню как! Здорово! – и что-то еще лепечет от радости.
И только к вечеру, когда радость улеглась, она задумалась: «А если бы я прыгнула на пятьдесят третьем, забракованном? Что бы было? Он не раскрылся бы? Не растерялась бы я? Сумела бы открыть запасной? Не знаю! Прыгали ведь с высоты восьмисот метров. А может быть, я бы сейчас уже и неживая была бы?».
От такой перспективы холодеют руки и ноги. «А впрочем, я могу собою гордиться. Ведь не струсила же. Не испугалась же! Молодец я! А он приедет и скажет: «Молодец, Людочка!».
