Ермаков поправил портупейный ремень и, придержав рукоять шашки в ладони, прошел по вагонному коридору, вышел в тамбур. Дверь вагона была открыта, и ротмистр неторопливо спустился по ступенькам на перрон, отметив про себя две вещи.
Во-первых: караульная служба поставлена просто отвратительно, и часовые продолжают греться у костра, не замечая непосредственное начальство. А во-вторых: шашка, пусть такая почетная, как у него, вещь совершенно бесполезная, только ходить мешает, и на бронепоездах, как и у матушки пехоты, должна быть упразднена за ненадобностью, оставшись надлежащим оружием только для конницы. А как прикажете ей в броневагоне пользоваться? На крыше паровозный дым разгонять, крутя над головой подобно лопастям вентилятора?!
Караульные наконец узрели за спиной ротмистра, живо отпрянули от костра, сжали винтовки в руках. Ермаков подошел к ним, жадно вдыхая чистый морозный воздух.
— Я понимаю, что холодно, и два часа тяжело стоять на часах. Но службу нести надо бдительно, а потому, братцы, один по сторонам глазами зыркает, а второй у костра руки греет. И еще одно — проверяйте затворы. Если вы их щедро смазали, то мороз может прихватить, и тогда вы его не передернете. Понятно?!
— Так точно, ваш бродь! — из-под накинутых башлыков вырвались клубки пара, но вот голоса были растерянные. И Ермаков опять осознал, что допустил очередную промашку — настоящий Арчегов себя вел с подчиненными, видимо, иначе, пренебрежительно и жестко.
Станция была изрядно заполнена эшелонами — теплушки, обшарпанные зеленые вагоны, платформы с наваленными грузами, углярки с высокими бортами, дважды на глаза попадались пузатенькие цистерны.
Ничего не поделаешь — эвакуация в самом разгаре, из Западной Сибири уезжают все, кто хоть как-то насолил коммунистам или просто боится их. А вот людей не было видно, да оно и понятно — дрыхли без задних ног, ведь предрассветный сон самый сладостный. И для диверсантов, кстати, самый желанный час.
— Сейчас осмотрим мои панцер зуги, — иронизируя с произношением на немецком языке, Ермаков чуть наклонил голову и пошел по перрону, преодолевая порывы разбитного байкальского ветра. — Бронепоезда есть наш самый главный довод.
Дошел быстро, минуты за две, по легкому морозцу. Да и куда идти, если все три бронепоезда вытянулись перед штабным эшелоном, который в бронечастях всегда «базой» именовали.
А как иначе — сидеть ночью в бронеплощадках муторно и жутко холодно, вот на базе экипажи и отсыпались, и отъедались. Базовый поезд был один на весь дивизион из трех бронепоездов и состоял из двух дюжин или пассажирских вагонов, или переоборудованных под них теплушек.
