— Хорошо, — сказала я и почти сразу же об этом пожалела.
* * *
— Вы с этим уродом помирились или как? — шепотом спросил Картер, пока мы накрывали на стол.
Братья Муры были похожи друг на друга почти как две капли воды: у обоих зеленые глаза, густые светло-русые волосы. Только Кеннеди был высокий и худой, а Картер высокий, широкогрудый и мускулистый. За последние несколько лет он здорово изменился: я помнила его поджарым четырнадцатилетним мальчиком, хмурым и молчаливым, терявшимся в тени старшего брата (который и ростом тогда был заметно выше его). Теперь Картер покинул тень.
— Нет, — ответила я на его вопрос, предварительно оглянувшись и убедившись, что нас никто не может услышать.
Он шел позади, раскладывая вилки на сложенные мною салфетки.
— Тем хуже для него. — Я удивленно посмотрела на Картера; он усмехнулся. — Да брось ты! Дураку понятно, что ты слишком хороша для Кеннеди. Тогда каким же ветром тебя сюда занесло?
— Спасибо за комплимент, а занесло меня сюда потому, что мои родители уехали в Брекенридж.
Картер от неожиданности попятился:
— Ни хрена себе! Серьезно? А я думал, что мои предки самые большие засранцы в этом городе!
Я изо всех сил постаралась сдержать улыбку, но не смогла. Из-за своей импульсивности Картер с детства выделялся на фоне остальных Муров, всегда невозмутимо спокойных и рассудительных. Его считали трудным, слишком эмоциональным ребенком. Раньше мне не приходило в голову, насколько чужим он себя чувствовал в компании старшего брата и младшей сестры Рейган, которая, наверное, уже в пеленках была похожа на тридцатилетнюю бухгалтершу.
— Выбирай выражения, Картер, — сказал Кеннеди, входя в комнату.
— Иди в задницу, Кеннеди, — не моргнув глазом парировал Картер.
Я стиснула зубы, чтобы не рассмеяться, но все-таки не удержалась и сдавленно фыркнула. Заметив это, Картер улыбнулся во весь рот и подмигнул мне. Я моргнула, подумав, что бедные девчонки в бывшей моей школе, наверное, сползают по стенке, когда он фланирует мимо них.
Старший брат нахмурился. Воспользовавшись тем, что Картер побежал на кухню помогать матери, я спросила:
— А как же насчет того, что это не твой ребенок? — Положив на место последнюю недостающую ложку, я повернулась к Кеннеди. — Раз ты считаешь себя вправе ругать его за грубые выражения, то почему тогда ты умываешь руки, вместо того чтобы помочь ему решить проблему с наркотиками, если, конечно, она есть?
Говоря так, я рисковала нарваться: спорить с Кеннеди было делом безнадежным. Но он, как ни странно, наклонил голову и сказал:
