Судьба дворцового гренадера | страница 4
— Рады стараться, ваше выс-ко-родие! — гаркнули гренадеры.
Иванов пришел в эскадрон, когда кирасиры были на учении, и не спеша уложил в большое отделение сундучка все касаемое щеточного ремесла. А в меньшем, отгороженном досочкой, всегда хранил, что вынес с 7-й линии: иконку, коробочки, в которых нашел деньги, игрушки и ножницы. Нонче туда же положил две полотняные рубахи — подарок князя Одоевского, — после того как услышал разговор кирасир, что казенные при тесном колете до крови натирают подмышки…
Эх, где-то он, добрейшая душа, сейчас страдает, когда дядьке его бывшему так повезло?..
К сундучку на ремешке привязал противовесом все спальное — хорошо, не роздал соседям по нарам, — войлочек, подушку и одеяло.
Тут пришли кирасиры и обступили с вопросами. Потом новый вахмистр скомандовал на вечернюю уборку коней и вместе со всеми вышел из эскадрона. Прощай, Конная гвардия!
А когда возвратился в Павловские казармы, там ясно горели фонари, в углу на табуретке стоял бочонок с квасом, а на столе в корзине — привезенные из дворца свежие сайки и в медном баке густой сбитень. Истинно все по капитанову слову.
Еще у крыльца увидел курившего трубку Павлухина. Когда, закусив, вышел встряхнуть одеяло, снова встретился с ним.
— Быстро ты обернулся, — сказал Иванов.
— Не ходил я вовсе, — отозвался Савелий. — Вот понесу старую одёжу и в роте покажу свою рожу. Похвастаю новым мундиром, сундучок подхвачу и отбуду с миром.
— А спать нонче на чем? На голых досках? — спросил Иванов.
— На дворское надеясь, маху дал. Все тряпки спальные вчерась в полку продал, — болтал Павлухин, — зато в трактире ближнем удовольствие обрел, знакомство первое с сим заведеньем свел… Тут рядом! Противу Круглого рынка, — добавил он в пояснение.
— Будто не слышал, что нонче капитан про загулы говорил! — наставительно напомнил недавний вахмистр.
— Я нонче выпил саму малость, чтоб без подухи слаще спалось, — сыпал Савелий.
— Так хоть шинель мою на ночь возьми, — предложил Иванов.
— За то вам благодарность велия от самого Павлухина Савелия, что нонешний дворцовый гренадер да прежний русско-прусский кавалер… — Он ткнул в своего «Георгия» и в Кульмский крест…
— Неужто же этак подряд можешь всякий разговор весть? — спросил Иванов.
— Почти что всякий, ежели захочу, а иногда и без хотенья. Дед мой редкостный прибаутошник был, и у меня сызмала пошло, будто сами слова на язык складно лезут. Даже на службу за то самое попал. Был у барина своего любимый слуга, а потом и сболтнул ему не по ндраву, что все дворовые подхватили… Оченно трудно поначалу в полку было виршей начальству не брякать, что за надсмешку могли принять. А потом — ничего, многие офицеры даже до целкового награждения давали. Так позволь-ка мне шинель свою, браток, спать на оной будет помягче чуток…