Впервые во всей испанской истории публичные казни совершались на пасхальной неделе. И уж совсем чудовищно смотрелись посреди веселья и славословий воскресшему Христу головы девяти казненных, развешанные на стенах королевского замка.
Может быть, дону Хуану не следует дожидаться, пока его исклеванная воронами голова округлит цифру до полного десятка?
Так что ж, бежать?
Бежать!
Но это немыслимо…
Де Тенорио ввалился в свое кастильо и буквально за несколько минут напился до потери сознания.
* * *
Однако дон Педро больше не вспоминал о событиях той ночи. Более того: король напрочь утратил интерес к подобного рода «прогулкам». Осознал-таки, чем это может для него закончиться. И если бы в ту злосчастную ночь королю не пришло в голову взять с собой дона Хуана… Мог бы, между прочим, и отблагодарить своего друга детства. Так сказать, по-королевски…
«Забудь о награде и даже не вздумай намекать о ней, – одернул себя де Тенорио. – Короли не любят быть кому-либо благодарными. А хуже всего – чувствовать себя в долгу перед своими подданными. Самое плохое для королевского друга – когда властелин понимает, что обязан ему своей жизнью».
Но вместе с горьким осознанием этой вековой истины дон Хуан испытывал невыразимое облегчение: аутодафе, похоже, ему не грозит. А разве нельзя назвать королевской милостью то поручение, которое дон Педро дал де Тенорио несколько дней назад? Да еще снабдил его неплохими деньгами на расходы?
Так что вместо смертного приговора де Тенорио предстояло нечто гораздо более приятное.
Спустя еще несколько дней к дону Хуану явился посыльный с повелением его величества короля Педро незамедлительно прибыть в его замок.
Оказавшись в монаршей резиденции, де Тенорио с удивлением увидел снующих повсюду ливрейных лакеев с гербами своих высокородных господ. Несмотря на продолжавшиеся казни, кастильские сеньоры, их жены и дети потоком устремились в Севилью, полагая, что их-то уж, в отличие от прочих, минует гнев нового владыки. А те, кто чувствовал хоть какую-то вину перед Марией Португальской и доном Педро, давно скрылись за пределами Кастилии…
Люди не могли и предполагать, что их запросто могут обезглавить и без всякой вины. Что массовые казни в сознании дона Педро были непреложным условием укрепления своего авторитета и запечатления в народе образа великого государя.
– Убивать людей по своему личному усмотрению – это привилегия, данная королям самим Господом! – заявил король дону Альбукерке, когда тот позволил себе усомниться в правомерности казни одного из вельмож, который был близким другом канцлера.
