Я не помню всех вопросов, заданных Анной в том разговоре. Не помню, какие вопросы я повторяю с ее слов, а какие придумал сам. Сейчас нам известны ответы на некоторые из них. Их знает Анна, знает ее организация, и, волей-неволей, знаю я. Пока мы (меня раздражает это местоимение) распространяем эту информацию — мое сообщение является первым шагом всеобъемлющей и многообразной кампании по разоблачению, — а тем более потом, когда нас выжмут до капли и мы больше не будем нужны, Анне и мне грозит серьезная опасность.
— Насколько нам известно, — сказала Анна, — внутри никто не был.
Она больше не сидела рядом со мной на диване. Начав задавать свои бесчисленные вопросы, она встала и принялась расхаживать по комнате взад-вперед, между креслом и окнами с двойными рамами. Я машинально вытянул ноги и руки, заняв так много места на диване, чтобы ей больше не захотелось садиться рядом со мной. С каждым новым вопросом она увлекалась, обращая на меня все меньше внимания.
— И за эти двадцать пять лет мы ни разу не получили обнадеживающего сообщения о побеге клона с Отчужденных земель. Мы ждали этого, следили за этим. Фанатично. Как безумные почитатели.
— А вы, значит, не фанатики?
Я сожалею о том, что сказал это.
Она либо не услышала моих слов, либо не обратила на них внимания. Она перестала ходить по комнате. Тяжело опустилась в кресло, словно лишилась сил.
Следующие слова она произнесла тихо, без эмоций:
— У нас есть клон.
Несколько секунд я молчал. Мне вдруг пришла в голову невероятная мысль о том, что клон, о котором говорит Анна, может быть клоном Сары, что именно этим объясняется ее приезд ко мне. Я признаю, что эта возможность, какой бы жуткой она ни оказалась (ведь Сара не могла быть старше двадцати одного года, а я был бы слабым стариком, незнакомым ей и чужим; я бы ничего для нее не значил, и после первого момента иллюзии это стало бы убийственным для меня), наполнила меня предвкушением и даже физическим желанием. Я знал, что это невозможно: Сара умерла до начала программы воспроизведения.
— Откуда он взялся? — спросил я.
— Точно не знаю, — ответила Анна. — Он пришел к нам. Заблудился. Потерялся. Его нашли. Я точно не знаю.
— Сбежал.
— Нет. Мы так не думаем. Понятие побега для клона ничего не значит. Похоже, им не приходит в голову, что можно куда-то убежать, что существует другой мир, помимо того, который они уже знают. Они не видят разницы между внутренним и внешним. Побег как намеренный акт для них невообразим. Это в интересах правительства и их предприятия, и мы полагаем, что дело обстоит именно так. Прости, я понятно излагаю?