Но в тот самый миг, когда сии презренные тираны умножили до предела преступления, без которых не могла обойтись Революция в этой фазе, волна опрокинула их.
[15]Эта могущественная власть, заставлявшая содрогаться Францию и Европу, не выдержала первого же толчка; и поскольку в этой революции, полностью преступной, не должно было заключаться ничего великого, ничего возвышенного, то, по воле (стр.16 >) Провидения, первый удар по ней нанесли
септембризеры,
[16]чтобы само правосудие оказалось обесчещенным.
[17]
Часто удивлялись тому, что люди более чем посредственные вернее судили о французской Революции, чем люди, обладающие наилучшим талантом, что эти первые сильно верили в нее, в то время как опытные политики еще вовсе в нее не верили. Именно эта убежденность была одним из орудий Революции, которая могла преуспеть только благодаря распространенности и энергии революционного духа, или, если позволительно так выразиться, благодаря
верев революцию. Таким образом, люди бездарные и невежественные очень хорошо управляли тем, что они называли
революционной колесницей. Они отваживались на все, не страшась контр-революции; они неизменно двигались вперед, не оглядываясь назад. И все им удавалось, ибо они являлись лишь орудиями некой силы, понимавшей в происходящем больше них самих. В своей революционной карьере эти люди не делали ошибок по той причине, по которой флейтист Вокансона
[18]никогда не исторгает фальшивых нот. (стр. 17 >)
Революционный поток последовательно устремлялся в различные стороны. И самые видные люди революции получали какую-то власть и известность, которые могли им принадлежать, лишь в этой струе. Как только они пытались плыть против течения или хотя бы отклониться от него, стать в стороне, позаботиться о себе, как они тотчас же исчезали со сцены.
Посмотрите на этого Мирабо, который столь отличился в революции: в сущности, он был
королем торжища. Преступлениями, им совершенными, книгами, благодаря ему появившимися, этот человек споспешествовал народному движению: он вставал вслед за уже пришедшей в движение массой и подталкивал ее в определившемся направлении; никогда его влияние не превосходило этот предел. Вместе с другим героем революции,
[19]Мирабо разделял власть возмущать толпу, не обладая силой управлять ею: вот в чем подлинная печать посредственности в политических смутах. Мятежники менее блестящие, чем он, а на деле более ловкие и могущественные, обращали его влияние к своей выгоде.
