и с которым надобно обращаться к
общечеловекув тех воображаемых пространствах, где он обитает.
Что же есть конституция? не является ли она решением следующей задачи?
При заданных
населении, нравах, религии, географическом положении, политических отношениях, богатствах, добрых и дурных свойствах какой-то определенной нации найти законы, ей подходящие.
Однако эта задача не была даже поставлена в конституции 1795 года, которая помышляла лишь об
общечеловеке. (стр.89 >)
Все вообразимые доводы объединяются ради установления того, что божественная печать не коснулась этого произведения. — Это всего лишь
тема.
[138]
Таким образом, уже в настоящий момент — сколько признаков разрушения!
Глава седьмая.
ПРИЗНАКИ НИЧТОЖЕСТВА ВО ФРАНЦУЗСКОМ ПРАВЛЕНИИ.
(стр.102 >) Законодатель подобен Создателю: он трудится не вечно; он производит на свет, а затем отдыхает. У всякого истинного законодателя есть своя
Суббота, и прерывность — его отличительная черта; таким образом Овидий изрек истину первостатейную, когда сказал:
Quod caret alterna recquie durabile non est.
[139]
Если бы совершенство было уделом человеческой природы, то всякий законодатель выступал бы лишь единожды; хотя все наши произведения несовершенны и по мере повреждения политических учреждений Суверену приходится идти им на помощь с новыми законами, но все же человеческое законодательство приближается к своему образцу путем той прерывности, о которой я только что говорил. Отдых столь же его возвышает, что и первоначальное дело: чем больше оно совершает работы, тем более его произведение является человеческим, то есть непрочным.
Обратитесь к трудам трех национальных собраний Франции — какое необыкновенное количество законов!
Начиная с 1 июля 1789 года и по октябрь 1791 года, национальное собрание приняло их в числе: 2557.
законодательное собрание за одиннадцать с половиной месяцев приняло: 1712. (стр.91 >)
Национальный Конвент, с первого дня Республики и по 4 брюмера 4-го года (26 октября 1795 г.), за 57 месяцев, принял: 11210.
ИТОГО — 154792.
[140]
Я сомневаюсь, что три рода Королей Франции произвели на свет собрание такой силы. Когда размышляешь об этом бесконечном количестве законов, то испытываешь поочередно два весьма различных чувства: первое есть восхищение или, по меньшей мере, удивление; вместе с г-ном Бёрком
[141] удивляешься тому, что эта нация, легкомыслие которой вошло в пословицу, породила столь упорных тружеников. Здание этих законов есть творение Атлантово, вид которого ошеломляет. Но удивление сразу же переходит в жалость, когда подумаешь о ничтожестве этих законов; и тогда видишь лишь детей, которые убиваются ради построения огромного карточного дома.
