— Всё-ё-ё? О-ё-ё! Я сейчас лопну от радости! Я богат, как шейх!
Он прыгал и выделывал такие кренделя, что у мастера от смеха выступили слёзы на глазах. Счастье его маленького домового делало и его счастливым.
Когда Пумукль немного успокоился, то сказал:
— Теперь у меня будет всё, что я хочу: я буду богатым, пока тикают часики; радостным, пока играет шкатулка; сытым пока есть гора шоколада. О! Что за счастливый, богатый Пумукль! Самый главный из всех! Король Пумуклей!
— Я думал, Пумукль — единственный на свете, — заметил Эдер.
— Конечно, единственный! И этот единственный — и есть король! И этот король умеет сочинять!
У меня есть всё на свете,
Всё, чему я рад!
Музыка в моей шкатулке,
Вкусный шоколад!
На цепочке мои часики
Тикают за часом час.
Каждый в этом доме знает:
Куча денег есть у нас!
У людей есть пословица: деньги не делают человека счастливым. Но, как видно, домовые не знают об этом. Иначе Пумукль ввёл бы ещё один закон домовых.
Сначала всё шло хорошо. Пришёл договор. Потом пришли деньги, естественно, не одномарочными монетами, как представлял себе Пумукль, а в форме банковского чека. Это, разумеется, нисколько не омрачило радости Пумукля. Главное — у него исполнились все желания: сорок плиток шоколада — стопка была такая высокая, что Пумукль не мог достать верхнюю плитку, музыкальная шкатулка, в которой двигались деревянные фигурки и крошечные золотые часики на цепочке, какие иногда носят дамы на шее.
Сколько радости принёс тот день, когда мастер Эдер вернулся домой со всеми этими сокровищами.
Они сразу же завели шкатулку, и Пумукль начал подпевать в такт музыке. Эдер тоже мурлыкал что-то вполголоса и с наслаждением наблюдал за забавами своего маленького домового. Тот то и дело подносил к уху часики, прислушивался к их тиканью, разглядывал циферблат и называл совершенно бессмысленное время, которое они якобы показывали. Потом он стащил со стопки шоколада верхнюю плитку и начал есть, причмокивая от удовольствия. Ел и ел. Целый час прошёл в сплошном удовольствии. Снова и снова заводил Эдер музыкальную шкатулку. И вдруг Пумукль сказал:
— Не надо больше. У меня так нехорошо в животе от музыки.
— Я думаю, тебе плохо не от музыки, а от всего съеденного шоколада, — заметил мастер Эдер.
— Нет-нет! Он очень вкусный! Только… — Пумукль отвернулся, чтобы не смотреть на развёрнутую плитку, — только лучше убрать его подальше, я не могу его больше видеть. У меня такое странное чувство. Я думаю, я умираю.
