Мастер Эдер испуганно воскликнул:
— Нет-нет! Это не для куклы, а для…
— Для кого же?
Да, для кого? Если он скажет «для моего домового», будет тут же высмеян. Ему ничего не приходило в голову.
— Вы же не будете утверждать, что сами хотите в ней спать? — засмеялась женщина, но тут заметила, как смущён мастер, и поняла это по-своему:
— Вы не должны стесняться своей работы, господин Эдер, я покупаю у вас эту игрушку.
— Она… она не продаётся!
— Но выбрасывать-то жаль! Пожалуйста, господин Эдер, я даю вам за неё десять марок.
С этими словами фрау Райзер положила на верстак десять марок, и кроватка исчезла у неё в сумке.
— Большое спасибо! Моя дочка будет очень рада.
И прежде чем Эдер успел что-либо сообразить, дверь за женщиной закрылась.
Одну секунду в мастерской стояла полная тишина. И вдруг — пронзительный звенящий крик, и Пумукль, вскочив на верстак, затопал ножками так, что его рыжая шевелюра стала дыбом; даже чуб, который обычно спадал на лоб, торчал теперь, как рог.
Он кричал вне себя от ярости:
— Моя кроватка! Она унесла мою кроватку! Я хочу свою кровать назад!
Он хватал всё, что ему попадалось под руку, — гвозди, карандаши, шурупы, коробки — и всё сбрасывал на пол, где вещи разлетались в разные стороны.
Это уж было чересчур!
— Сейчас же перестань! Что это на тебя нашло!
— А что нашло на тебя? Кроватка принадлежала мне! И только мне!
— Думаешь, мне не жаль, что так случилось?
Но Пумукль и не думал успокаиваться.
— Я знаю, что мне делать! Я побегу за ней, залезу через окно и утащу свою кроватку!
И домовёнок пулей выскочил из окна мастерской.
— Пумукль! — растерянно позвал его Эдер. И ещё раз: — Пумукль!
Но тот его, конечно, уже не слышал.
Со скоростью невидимки он уже догонял фрау Райзер и крутился вокруг сумки, но она была закрыта. Тогда он прицепился к её ноге, не упустив момента пустить петли на чулке, и скоро они уже были в квартире.
В детской, за столом, сидел Герберт и учил английские слова. Дорис играла с куклой и громко с ней разговаривала. Это, конечно, мешало Герберту, и он кричал на сестру:
— Прекрати свою болтовню!
— Кукла ничего не поймёт, если я буду говорить с ней тихо.
— Твоя глупая кукла так и так ничего не понимает!
Герберт презирал игры с куклами. Но у Дорис было другое мнение.
— Моя кукла совсем не глупая! Это ты — глупый!
Тут в комнату вошла мать, а за нею и Пумукль. Когда девочка увидела кроватку, её восторгу не было предела. Брат же только презрительно фыркнул:
— Ещё и кровать для этой безмозглой.
