— И куда лезет, окаянный? — проворчал Сергей Артемович.
Леня озирался с изумлением. Вокруг него колыхалось целое море рогов и рыжих, красных, черных спин. Теснясь боками, коровы поворачивали головы, смотрели на Леню большими влажными глазами. А вон бычище: массивная крутолобая башка на короткой толстой шее, красноватый мутный глаз косится недобро — свирепый, должно быть, бык. Пастухи звонко щелкали бичами.
Выбравшись из стада, машина рванулась было вперед, но тут же сильно дернула в сторону — Леню так и прижало к дверце.
— А, будь вы неладны! — заорал шофер.
Теперь Леня понял, что за белые пятна разбросаны у самого шоссе. Да это гуси! Вот дураки! Почему не постоять минуточку, не переждать, пока грузовик проедет? Нет, большой белый гусак побежал, вытянув шею, наперерез машине. И сейчас же, неуклюже переваливаясь, распуская крылья, кинулось за ним все гусиное стадо.
Пронзительные гудки машины сливались с гусиным гоготаньем. Леня смеялся.
Только машина тронулась, как — хлоп! — спустила шина.
— Не везет, черт возьми! — с досадой сказал Сергей Артемович.
Вслед за шофером Леня вылез из кабины и отошел в тень под забором. Как приятно шевелится ветерок на разгоряченных плечах и спине. Хорошо бы напиться квасу! Внезапно острая боль в щиколотке заставила мальчика пронзительно вскрикнуть. Вопя от боли и испуга, Леня вскарабкался на низкий каменный забор, поджал ноги и огляделся. Белая голова на длинной шее тянулась к нему. Сверкал обведенный красной каемкой глаз.
— У-у, дрянь такая!
Он замахнулся на гуся и вдруг нащупал рукой глиняную кринку. Она сохла, надетая на кол. Леня схватил кринку и неловко ударил ею по гусиному клюву. Кринка вырвалась из его руки, звонко брякнулась о камни забора, свалилась на спину гуся и распалась на куски.
— Ты что мои кринки ломаешь? Что тебя на забор вознесло? Вот я тебя хворостиной!
От крыльца мелкими шажками бежала бабка. За бабкой неслась девчонка с белыми косичками. Откуда-то подскочил Витька и, красный, рассерженный, стащил с забора ревущего Леню.
Бабка ахала и охала. Гусак шипел. Девчонка громко хохотала, Витька возмущенно кричал:
— Почему, ну, почему все гуси на тебя накидываются?
Сквозь плач Леня услышал старческий утешающий голос:
— Не реви. Кринка-то старая. Съешь абрикосика.
Но Леня увернулся от сухонькой руки, гладившей его по голове.
Дальше он ехал молча, изредка вздыхая и один за другим отправляя в рот абрикосы. Ноги Лени, исщипанные злобной птицей, горели. Слезы испарились на жаре и стянули кожу, щеки как-то затвердели.
