- Не кори себя – промолвил Журбин, разглядывая клубящееся солнце – ни в чем ты не виноват.
- Всем в этом новом чудном мире есть место - вздохнул путник - кроме меня. Не мое это, не мое! Понимаешь?
- А тебе обязательно надо, чтобы вокруг свистели пули? – скосил глаза Журбин, вытягивая из пачки сигарету.
Курить он не курил, так, за компанию, скрашивая одиночество убежавшего на край света Брамы.
- Нет, я рад, что все так повернулось, только мне что тут делать? У всех есть свое дело: Ирис с Криптой добивают последних выворотников, Верес с Полиной засели в своем НИИ и носа не кажут. Самума вообще забыл, когда видел.
- Скучно стало – покивал Журбин, жуя стебелек – как же, как же понимаю.
Брама кинул на Доктора взбешенный взгляд, но тут же поник, кивнув подходящему от хаты Гордеичу:
- Как здоровье, отец?
- Не жалуюсь, чего Бога гневить - ответил тот, протягивая запотевший глечик, хозяйски осматривая скошенные валки травы - Полина настоящая чаровница, всю хворь как рукой сняло. Думал не жить мне.
- Полно тебе – укоризненно покачал головой Журбин – здоровье определенно пошло на лад, ни малейших следов заболевания. Но дубовую кору пожевать бы стоило.
- А кору зачем? – сложив руки ковшиком и умывая лицо под струей колодезной воды, спросил путник.
- Зубы легче резаться будут – пряча усмешку в прищуре глаз, ответил Доктор – думаешь, не заметил, как ты на сухари подсел, седая твоя голова?
- Все-то ты видишь – засмущался Гордеич – не положено в таком возрасте человеку во второй раз ими обзаводится.
- А вот Митрич так не думает. Рад радешенек своей старой руке, так чего тебе новым зубам не радоваться?
- Ты мне, сынку, зубы не считай, все что ни есть мои! Лучше за козой приглядывай. На меня Митрич, что ли оставил?
- А ведь верно – сплюнул путник в сердцах – Манька! Манька! Манька, едрит твою через колено!
Он вздохнул и побрел в сторону леса на отдаленно торжествующее Манькино «меее!».
Старики какое-то время молчали, любуясь рассветом. Гордеич, несмотря на осуждающий взгляд Доктора, закурил, и задумчиво разглядывая расчищенную от зарослей улочку хуторка, обронил:
- Не натворил бы он делов. Как думаешь?
- Тесно парню. Не свыкся - уходил из одного мира, а вернулся в другой. Чужой он для него. В этом и беда.
- А разве плохо? Глянь, как все изменилось. Не ради этого ли воевали, кровь и слезы проливали?
- Все так, Гордеич, все так. Но то, что легко приходит, также легко и уходит. Мир радо принял дармовую энергию, с восторгом обрел лекарства от многих болезней, но для внутреннего изменения этого мало.
