Выл буран, по стенкам что-то скрежетало, словно скребли ледяные когти скрытых во мгле чудовищ. Из-под потолка послышался тихий треск — углы подернулись белесой пленкой, словно паук начал плести снежные тенета.
— Рыжие носки, — проговорил метеоролог. — Наверное, красиво было.
Оба рассмеялись, тихо, чтобы не тревожить иссушенное горло и не тратить тепло.
— Полежу, а ты сам разберешься, — пробормотал Вандышев, укладываясь на скамье, подтягивая колени к подбородку. — Полежу… — повторил он еще тише и отвернулся к стене.
Борисов долго смотрел на его спину в темной куртке на меху. По мере того как уходили минута за минутой, он клонился вперед все сильнее и сильнее, сложив руки на груди, словно пряча огонек свечи. Наконец, он уперся лбом в прохладную гладкую стенку капсулы. Провел рукой по верхнему краю, словно подрагивающие пальцы могли ощутить тепло, надежно спрятанное изоляторами внутри кубического ящика.
Все-таки самая страшная битва — это та, которую приходится вести с самим собой, подумал молодой метеоролог. Так легко ощутить в поражении сладкий привкус победы, так легко уступить железным доводам рассудка…
И самое страшное то, что слабость действительно вполне может обернуться холодным рассудочным поступком, самым лучшим, самым верным.
— Да, надо полежать, — повторил он вслед за механиком, и добавил. — Подождем баллистический…
Потолок полностью выбелило инеем, каждый выдох осаждался снежными кристалликами на жестких бородах. Вой за тонкими стенками немного стих, если очень внимательно прислушаться, в надрывном стоне бури можно было расслышать человеческие голоса, но, скорее всего, это был лишь обман слуха.
Шаг, вдох… Шаг, выдох… Ноги работают как гидравлические приводы — ровно, в едином ритме, не знающем сбоев. Вдох-выдох, правая нога, левая нога. Если бы не маска и привычная тяжесть баллонов за плечами — можно закрыть глаза и представить, что ты на Земле.
Сергей спал и видел сны о Марсе…
Солнце, ослепительно страшное,
Ты насмерть поразило б меня,
Если бы во мне самом не было такого же солнца.
Уитмен.
Мальчик на побегушках
04.09.31
— Свежее мясо! Отличное свежее мясо! — так и начинается моё утро. Каждый день, кроме пятницы.
— Люхум аттазиджа! — прямо под окном, двумя этажами ниже. Ещё одна издержка Двадцатого округа — как и аборигены, смотрящие на тебя с таким удивлением, словно по их улицам идёт белый медведь.
•••
ESA, в которую я так и не поступил, сделала мне ручкой минимум на год, так что оставаться в Париже будет просто не на что. Можно вернуться в Беринген, туда репатриировались мои родители, когда в России начиналось, только о возвращении не хотелось даже думать. С тоской и чёрной завистью обновляя список принятых на планшете, я слушал, как мой сосед по комнате празднует поступление с ещё несколькими хмырями. Один из них, горбоносый и худощавый, подошёл и ко мне.
