На этой встрече в академии я впервые понял: боевая биография Вишневского просто неисчерпаема, перенасыщена событиями, и каждое из них — балансирование между жизнью и смертью!
Потом я не раз встречал Вишневского в Союзе писателей на заседаниях военной комиссии. Мы здоровались, но трудно было понять, признал ли он меня. Интерес к его судьбе во мне все возрастал. Я пытался понять его. Зачем? Что-то было бесконечно притягательное в этом образе, что-то роднило его с Фурмановым, любимым героем моей юности.
Стремясь разобраться в личности Вишневского, я пытался применить открытый им метод поиска трагедийного начала в его собственной биографии. Что-то, наверное, имелось. Недаром Николай Тихонов как-то заметил, что «Вишневский был пронизан драматичностью насквозь». Но я так и не нашел то, что искал: слишком мало знал тогда о нем, чтоб осмыслить в полную меру масштабность этого человека.
Вскоре он тяжело заболел и в 1951 году умер. Я понял, что должен написать книгу именно о Вишневском.
Я стал искать писателей, которые близко знали его. Их оказалось не так уж мало: Николай Тихонов, Леонид Соболев, Николай Чуковский, Виссарион Саянов, Борис Лавренев, Александр Яшин, Петр Вершигора, Александр Жаров, Леонид Леонов, Виктор Перцов. Кто-то рассказал о том, как Вишневский, оказавшись во Флоренции, сидел над оригиналами Леонардо да Винчи в отделе рукописей галереи Уффици; кажется, Вершигора или же Азаров обратили мое внимание на примечательный факт: на 1‑м Всесоюзном съезде писателей Вишневский во весь голос говорил о Ленине как о военном стратеге, как о самом глубоком, самом интересном, самом блестящем полководце и военачальнике во всей мировой истории. Выступление взбудоражило не только писателей, но и многих историков.
Яшин рассказал, какую нежную заботу проявлял Вишневский о писателях в осажденном Ленинграде — а их насчитывалось двести!
Адмирал Флота Советского Союза Иван Степанович Исаков не без юмора поведал, как ему не удалось вывезти из Ленинграда Всеволода Вишневского: отлет из блокадного Ленинграда был для Всеволода Вишневского — по его кодексу воинской чести, кодексу партийца, политработника и балтийского моряка — подлым дезертирством.
Когда уже после смерти Вишневского стали появляться тома собрания его сочинений, с повестями, рассказами, пьесами, сценариями, очерками, статьями, дневниками, с неоконченной эпопеей «Война», я наконец разгадал сущность его творчества: книги — это был он сам, его беспокойная, мятущаяся душа; с первой до последней строчки — его легендарная биография.
