Два весёлых австрийских солдата, небрежно закинув автоматы за спину, жуют жвачку. Приятный контраст по сравнению с нашими насупленными пограничниками. В зале для транзитников бесплатное пиво от пуза. Трудно поверить, что в этой приветливой стране мог родиться и жить Адольф Шикльгрубер.
Снова летим, теперь над Средиземным морем. Серая пелена под нами редеет, сквозь разрывы в облаках, в заходящих лучах солнца блестит вода. Салон почти пуст, большая часть пассажиров сошла, подсели несколько австрийцев. Нигерийская тёща постоянно жужжит в ухо, делясь семейными тайнами межрасового брака.
Пиво хорошо легло на вчерашнюю водку, и я задремал.
Разминаем затёкшие ноги уже в Триполи. Теоретически это Африка, а практически Магриб. В лицо дует сухой и тёплый ветер Сахары. Угощают скупо, один пластиковый стаканчик пепси-колы, это всё, что полагается транзитникам. Проходим мимо солдат, картинно стоящих с оружием вдоль стен. У них красивые, смуглые лица, у некоторых явно негроидные черты. В туалете здоровый чернокожий амбал, смахнув с меня несуществующую пылинку, требует бакшиш. Злорадно сыплю ему в ладонь советскую мелочь и ухожу, оставив его в полном замешательстве.
Единственно, чем запомнилась Ливия — ошеломляющего размера литровый флакон духов «Шанель № 5», выставленный на витрине парфюмерного магазина в аэропорту.
Два часа летим над Сахарой, ни огонька внизу. Сверху и с боков светят звёзды. Наконец самолёт начинает постепенно снижаться и входит в зону низкой облачности. Звёзды исчезли. Делаем крутой вираж, вибрация усиливается. Приземлились. Стихает надоевший гул двигателей.
Сбылась мечта детства, вот я и в Африке. Из этого региона, по мнению антропологов, шестьдесят тысяч лет назад двинулась на Север группа «хомо эректус», ставшая впоследствии родоначальником человеческих рас и народов.
Долго сидим в самолёте в ожидании трапа. Романтический настрой испаряется, уступив место раздражению.
Становится душно, принудительная вентиляция конечно не работает. Первой не выдерживает бортпроводница и с грохотом откатывает дверь. Лучше бы этого не делать, сама объявила перед посадкой — температура в Лагосе + 26 °C. Салон наполняется вязким влажным воздухом. Я пробираюсь к двери и вдыхаю запахи — пахнет бензином, океаном и как будто ванилью. Глубокая темнота вокруг кажется осязаемой. Только вдалеке слабо мерцает одинокая лампочка, условно отделяя небо от тверди.
Неожиданно откуда-то снизу из угольной черноты доносится голос, выкрикивающий мою фамилию.
