— Я хочу посетить приговоренных перед казнью. Это возможно?
— Буду счастлив выяснить для вас это, — почти пропел офицер, — и немедленно сообщу о принятом решении.
Такое действительно оказалось возможным. Ему разрешили посетить осужденных накануне казни, то есть вечером, на шестой день после окончания процесса.
Модиун вынужден был признать, что люди-гиены ведут себя любезно и в рамках закона. У него даже стало рассеиваться прежнее предубеждение против них и мысль, что за всем этим кроется какая— то хитрость, направленная лично против него.
Снаружи тюремная камера напоминала обычную спальню, но дверь в неё была заперта, а напротив находился охранник.
Он внимательно ознакомился с письменным разрешением на свидание, отпер дверь, подождал, пока человек войдет, и снова тщательно её запер.
В первый момент помещение показалось Модиуну пустым, потом с кровати свесилась пара ног… и появился Нэррл, который, усевшись, воскликнул:
— Боже мой! Посмотрите-ка, кто к нам явился!
Это вызвало появление ещё трех пар ног, и три знакомых силуэта людей-животных поднялись с кроватей. Все четверо подошли к нему и пожали руку.
Оглядевшись по сторонам, Модиун понял, что помещение все же nrkhw`erq от других спален, поскольку за рядами коек была ниша, а в ней обычное столовское оборудование.
— Я решил прийти попрощаться с вами, — несколько нерешительно проговорил Модиун.
Крупная слеза покатилась по щеке Роозба. Он был бледен, и щеки ввалились.
— У тебя что-нибудь случилось? — спросил Модиун. — Ведь рано или поздно все покидают этот мир. Так почему же не теперь? То есть я хотел сказать — не завтра?
После этих слов наступила какая-то тревожная тишина. Потом вперед выступил Доолдн. На его лице вспыхнул пятнами румянец, и, явно сдерживая себя, он проговорил, сглотнув слюну:
— Знаешь, старина, у тебя какой-то странный взгляд на вещи. — Затем добавил, нахмурясь: — Скажу тебе прямо, Модиунн, что я никогда не встречал обезьян, подобных тебе. Находясь в свидетельском кресле, ты просто спокойно предавал нас.
— Правда есть правда, — защищался Модиун.
До него наконец дошло, что замечание человека-ягуара никак нельзя было назвать дружеским.
— Ведь ты не сердишься на меня, а? — спросил он.
Красные пятна на лице человека-ягуара увяли. Доолдн глубоко вздохнул.
— Я действительно приходил в бешенство от твоего поведения. Но потом я сказал себе: «Ладно. Что поделаешь, если мой друг обезьяна — совсем безмозглый. Он из тех, кто сдуру кусает себя самого за пятку». После этого мой гнев прошел, и я просто беспомощен перед твоей глупостью и наивностью… Правда, парни?
