В жилище Эбсалома Гриффита царил архаичный уют. Притворщик опустился в кресло с потёртой гобеленовой обивкой, вытянул ноги к старинному камину, за чугунной решёткой которого весело плясало пламя. Он, и в самом деле, чувствовал усталость. Хозяин засуетился вокруг него.
— У меня есть коньяк и немного виски. Что вы предпочитаете, мистер Хайден?
— Называйте меня просто Джарод.
— Тогда и вы зовите меня просто Эйб. С удовольствием угощу вас чем-нибудь крепким, но сначала позвольте предложить вам одну необычную вещь. Уверен, вы никогда не пробовали ничего подобного.
— Я люблю пробовать новое, — улыбнулся Джарод.
Звякая посудой, старик покопался в буфете и выставил на стол две маленьких фарфоровых пиалы и необычную бутылку — тёмно-синюю, коническую, заткнутую витой серебряной пробкой. Притворщик с любопытством следил за его манипуляциями. Мистер Гриффит наполнил пиалы тягучей, почти чёрной, жемчужно поблёскивающей жидкостью. Джарод аккуратно взял свою порцию и принюхался: запах был густой и сладкий — незнакомая сложная смесь флавоноидов и эфирных масел. Он закрыл глаза — и вдруг откуда-то взялось тревожное и будоражащее ощущение близкого края Вселенной. Выдохнул и одним глотком проглотил содержимое пиалы, сладковатое, но совсем не приторное.
— Что это такое, Эйб?
Руки и ноги стали как будто втрое тяжелей. Край Вселенной, переливающийся всеми цветами радуги, как стенка исполинского мыльного пузыря, был теперь совсем рядом — одно движение, и ты окажешься на другой стороне!
— Миссис Гриффит называла этот напиток Нектаром Полуночи. Она у меня была кудесница… — с нежностью проговорил хозяин.
Джарод хотел спросить о чём-то ещё, но забыл вопрос раньше, чем успел его сформулировать. Веки снова сомкнулись, и разомкнуть их было невозможно, словно сказочный Оле-Лукойе сбрызнул их сладким молоком.
— П-простите, Эйб… к-кажется, я усну прямо т-тут… — последнее, что он сумел выговорить.
— Вот и хорошо, вот и славно, — внимательно рассматривая своего гостя, прошептал антиквар Эбсалом Гриффит.
Но этих слов Притворщик уже не услышал.
в которой Принцесса плачет и подслушивает чужие разговоры на балу, устроенном в честь её совершеннолетия, а Многоликий мечется от стены к стене в подземелье королевского Замка
Луна была величественной и прекрасной. Она ещё не достигла полного круга, от полнолуния её отделяли пять дней, но уже набрала силу и теперь горделиво осматривала свои владения. Всё стало серебряным в лунном свете: неровные зубцы далёких гор, близкий лес, который отсюда, с крепостной стены, казался шкурой огромного спящего зверя, сама стена, в незапамятные времена возведённая из сизого камня, и вездесущий проныра-плющ, снизу доверху опутавший эту стену. Всё вокруг, куда хватало глаз, теперь принадлежало Луне.
