Впереди открылся парк Лесного корпуса. «Не пора ли обратно?» — подумал Серяков. Нужно бы поспеть на Озерный к вечернему чаю.
Он повернул к городу и через несколько минут разминулся с компанией молодежи, которая вышла из палисадника перед деревянным домиком, окрашенным в светло-голубой цвет.
— Лаврентий Авксентьич! — окликнул его знакомый голос.
В последней паре, ведя под руку осанистую, нарядную даму, выступал Кюи.
Ушедшие вперед остановились. Наполеон представил своего товарища.
— Без малого офицер-топограф, без малого же свободный художник и полностью — отличный гравер.
После взаимных поклонов спутница Кюи скомандовала:
— Оленька! Возьми господина топографа под свое покровительство и веди гулять с нами. Allons, monsieur Napoleon, on n'offensera pas votre ami ici!
— Лаврентий хотел было откланяться, но посмотрел на подошедшую девушку и остался. Свежее и миловидное лицо ее приветливо улыбалось, карие глаза смотрели доверчиво и прямо.
— Вы, кажется, шли впереди нас и вдруг повернули обратно. Почему это? — начала она разговор, идя рядом с Серяковым. Теперь они замыкали шествие.
Лаврентий сказал, что уже давно гуляет и собирался еще навестить кое-кого в городе.
— А вы бывали в этом парке? — спросила она.
— Нет, не случалось.
— Тогда вам будет очень интересно. Там на многих деревьях написано, как они называются по-латыни и где растут по всему свету. Вы любите растения?
— Люблю, только знаю о них очень мало.
— Я вам все покажу, я в этом парке почти что выросла. В детстве видела, как его из обыкновенной сосновой рощи превращали в учебный парк для лесных кадетов, сажали привозные кусты и деревья, и наблюдаю из года в год, как они растут.
Простота ее обращения разом покорила Лаврентия. Ему случалось наблюдать издали жеманных и неестественно веселых или капризных барышень и барынь, читать и слышать о них, но эта казалась совсем другой. Она шла без шляпки и зонта, свободной и твердой походкой. Щеки ее и лоб блестели, как это бывает у детей после тщательного умывания. На шее, в ушах и на пальцах не было никаких украшений. Но светло-синее платье, бледно-желтая кружевная шаль на плечах и скромная черная обувь показались Серякову очень красивыми. Она почти не смотрела на него, и это помогало не смущаться. Взглядывала, только когда спрашивала что-нибудь, а слушая ответ или рассказывая сама, смотрела под ноги или по сторонам.
За двадцать минут неспешного пути до парка спутница Лаврентия сумела многое узнать о нем и рассказать о себе. Серяков услышал, что в детстве она жила здесь совсем рядом, в Новосильцевской богадельне, где отец ее был смотрителем, потом училась в пансионе и приезжала сюда же летом. А теперь, последние три года, после того как отец умер, живет у дяди в голубом домике. Она редко бывает в городе — незачем ездить, разве в Гостиный двор. Довольно много читает, но немало занята и хозяйством дяди, вдовца, потому что его дочь, кузина Александрина, — тут барышня кивнула на спутницу Кюи, — не любит этого, а ведь надо же кому-нибудь подумать о хозяйстве.
