Селиверстов задумчиво почесал в затылке, с сомнением покосился на меня, тяжело вздохнул, встал и поплелся на поиски настоятеля. Из церкви он выскочил через четверть часа взбешенный, с искаженным, покрытым красными пятнами лицом. Я дожидался околоточного, потому что особо никуда не спешил. До намеченной встречи со Стаховым оставалось более сорока минут, а добираться до места было всего ничего.
Полицейский, нервно поправляя сбившийся на сторону галстук и пыхтя как паровоз от возмущения, с размаху плюхнулся рядом со мной.
— Старый идиот, прости Господи, — он испуганно оглянулся по сторонам, не услышал ли кто, и перекрестился. — Не может он, видите ли, лишить прихожан возможности посещения храма. А камни искать это моя проблема. У них воруют, а я, понимаешь, ищи ветра в поле, — никак не мог успокоиться околоточный.
— Вижу, достойно пообщались, — усмехнулся я.
— Еще как, — сплюнул под ноги Селиверстов. — Так глотки друг на друга драли, хоть святых выноси.
— И до чего докричались? — я откинул крышку карманных часов, которыми пришлось заменить более привычные наручные, и прикинул, что уже пора выдвигаться на свидание с осведомителем.
— На два дня еле-еле уломал… У-у-ууу! — околоточный погрозил кулаком в сторону собора. — Непробиваемый, — затем махнул рукой. — Ладно, Бог с ним, где два, там и три. Думаю, суток четверо удержусь, а там уже и так все ясно станет.
— Ну, давай, держись, — я пожал ему руку и направился к экипажу.
Как водится, непосредственно до самого места рандеву я добирался своим ходом, нырнув в придорожные кусты так, чтобы кучер при всем желании не смог догадаться об истинном направлении моего движения. С утра подморозило и появилась возможность, не извозившись до ушей в жирной глине, воспользоваться узенькой тропкой, вьющейся сквозь заросли ольхи до самой сторожки.
Где-то на полпути мне приспичило закурить. Вытянуть на ходу зацепившийся в кармане портсигар не получилось, поэтому пришлось привстать. Но не успел я его раскрыть, как сзади на мою голову обрушился чудовищной силы удар. Вслед за искрами из глаз, непроницаемым покрывалом пала кромешная тьма.
…Очнулся я от холода в полной темноте и в первый миг даже перепугался, что ослеп. Меня немилосердно трясло, а еще было тяжело дышать, потому что лежал я на холодной, влажной земле лицом вниз. Но попытка пристроить голову поудобней вызвала катастрофу. Жесточайший приступ головокружения спровоцировал неудержимую рвоту. Когда же я, давясь и отплевываясь, попытался вытереть лицо, то с ужасом сообразил, что кисти рук туго стянуты за спиной.
