– Вези меня домой, сука!
Профатилов ударил Звонарева в лицо. Тот разжал руки и упал на щебенку.
– Пока менты протокол о твоей аварии не составят, никуда ты отсюда не уедешь, понял, гнида?
– Я понял. Я все о вас понял…
Звонарев встал на четвереньки, сплюнул кровавую слюну и с низкого старта рванул к автомобилю мэра. Вскочил в салон, заблокировал двери. Завел мотор. Профатилов подбежал следом, дернул ручку двери.
– Серега, не дури! Давай поговорим.
Тот приспустил черное тонированное стекло и истошно заорал в щель:
– Уйди, советник, с дороги, задавлю!
– Дави!
Пятилитровый двигатель взревел и внедорожник буквально прыгнул… назад, в пропасть. Ломая сосны, срывая кусты и увлекая за собой потоки камней, машина закувыркалась по стене ущелья. Долетела до дна пропасти, ухнула на каменные глыбы и взорвалась.
В Свободно возвращались объездной дорогой. Ковальчук не переставая икала на плече Кутового. Она размазывала по лицу фиолетовые тени и все спрашивала мэра:
– Ваня, зачем он это сделал? Зачем?
– Я не знаю, Лена, не знаю. Может быть, он с пьяну просто скорости перепутал, не ту воткнул? А, может, и нет…
Кто неправильно застегнул первую пуговицу, уже не застегнется как следует.
Иоганн Вольфганг Гете
Звонарева хоронили в закрытом гробу. Всем городом. В этот же день свободнинская газета «Вперед!», рядом с некрологом, опубликовала решение о начале избирательной кампании по выборам мэра города Свободно. День похорон стал точкой отсчета избирательного календаря. Кутовой, чувствуя свою вину перед погибшим, организовал похороны по высшему разряду. Профатилов пустил все происходящее в прямой эфир. Город оцепенел перед телевизорами, проникшись драматизмом происходящего. Над гробом Иван Иванович срывающимся голосом говорил хорошие слова о покойном. Плакал. Искренне горевал, а потому на телеэкране выглядел очень убедительно.
Позже на поминках в ресторане к Профатилову подошел подвыпивший, испуганный Заур и зашептал на ухо, окатив горячим водочным перегаром:
– Иосифович, лично я пидоров не люблю. Считаю, что это противоестественно – отвергать женскую красоту. Любить мужика? Но не казнить же за это. Пусть себе целуются – усы в усы. Уж очень круто обошлись с Васильевичем. Но обо мне не беспокойтесь, я слова никому не скажу. Своими детьми клянусь!
Профатилов и не понял сразу, о чем жарко шептал ему на ухо эмчеэсник, а когда сообразил, то встряхнул за рукав, резко оттолкнул того от себя:
