Открой глаза.
— Я…
Открой глаза.
Он моргнул. Дрожащие пальцы нащупали холодную мягкую поверхность открытых глаз. На них остались песчинки от его грязных рук. Ему пришлось снова сглотнуть. Во рту скопилась слюна.
Открой глаза.
— Но они открыты.
Двадцать шестой, открой глаза.
— Они открыты! Открыты!
Двадцать шестой, открой глаза.
Он застонал, разбивая кулаки в кровь о каменную стену.
— Они открыты!
Двадцать шестой, открой глаза.
И тогда, охваченный страхом, граничащим с первобытным ужасом, он постарался подчиниться. Он попробовал открыть глаза, которые и так были широко распахнуты.
Вот тогда он проснулся.
IV
На этот раз пробуждение оказалось не таким медленным, как обычно. Он очнулся мгновенно, и первым делом у него вырвался крик. Свет вонзился в его глаза беспощадным поцелуем кислоты, которую заливают в глазницы. Он кричал, втягивая стылый воздух в сопротивляющиеся легкие.
Двадцать шестой, успокойся.
Ему казалось, что он плачет, но слез на лице не было. Его руки, словно стражи щитом, прикрывали закрытые глаза, пытаясь унять боль.
Двадцать шестой, успокойся.
— Я ничего не вижу. Слишком ярко.
Двадцать шестой, — вновь произнес голос, когда в голове начала пульсировать боль. — Успокойся.
Он приподнялся на дрожащих конечностях и, моргнув, осмелился взглянуть сквозь пальцы. Вновь хлынул слепящий свет, яркий, как огонь, выжигая глазные яблоки и струясь дальше по нервным окончаниям.
Он выдохнул бессловесный, бессмысленный поток брани, тяжело дыша, словно загнанное животное.
Двадцать шестой. Уймись.
Легко сказать. Едва только услышав скрежет открывающейся металлической двери, он слепо бросился к ней, выставив перед собой руку, чтобы ни на что не натолкнуться по дороге.
С зубодробительным грохотом он врезался во что-то металлическое, что-то высокое, издающее всепроникающий рев приводов, от которого у него разболелись десны. Столкнувшись с кем-то, он отлетел на каменный пол.
Шаги. Гулкие шаги, от которых дрожала земля.
— Я ничего не сделал, — он до сих пор не знал, правда ли это. — Только отпустите меня.
Двадцать шестой, — опять прозвучал голос в его разуме. — Встань, замолчи и открой глаза.
Он попытался встать, хотя ноги с трудом повиновались ему. На то, чтобы промолчать, ушло гораздо больше усилий, а уж насчет того, чтобы открыть глаза…
— Тут слишком ярко.
Уровень освещения понижен до предела. Ты не пользовался глазами девяносто девять дней. Боль пройдет.
— Я не понимаю.
Твое неведение также пройдет. Мы здесь для этого.
