Генерал хотел было рассказать про свой сон, но передумал.
— Впереди у нас тяжелая работа, — сказал он.
— Да, — ответил ему генерал-лейтенант. — У меня такое чувство, что война для нас продолжается.
Они помолчали.
— Вы сталкивались с провокациями? — спросил генерал.
— Нет, не доводилось, за исключением одного случая.
— А что произошло?
— Мальчишки забросали нас камнями.
— Камнями?!
— Да.
— И вы стерпели такое оскорбление?
— Почему вы решили, что мы стерпели?
— Я просто возмущен, — воскликнул генерал. — Это же варварство!
— Все не так просто, — сказал генерал-лейтенант. — Мы вскрыли по ошибке несколько могил албанцев, которые приняли за свои.
— Как же это получилось?
— Идиотский случай. Даже вспоминать не хочется. Выпьем еще кофе.
— Мы до утра не сможем заснуть.
— Велика беда — не будут сниться кошмары.
Генерал кивнул.
— Это верно.
Они заказали кофе.
— Это случилось в начале войны, — начал на ломаном английском кафеджи.[5] Он несколько лет работал официантом в Нью-Йорке и говорил с сильным американским акцентом. Генерал попросил, чтобы историю проститутки ему рассказал кто-нибудь из жителей этого затерянного в горах, древнего каменного города. Все сошлись во мнении, что лучше всех об этом может рассказать кафеджи, хотя он и заикается, и по-английски говорит не очень хорошо.
На имя проститутки они наткнулись утром на военном кладбище, на городской окраине. Она была единственной женщиной среди найденных до сих пор погибших, и генерал захотел услышать ее историю. Может быть, он прошел бы равнодушно мимо ее могилы, если бы ему не бросилась в глаза мраморная плита с обычной надписью: «Пала за Родину».
Генерал еще издали заметил белую плиту. Она резко выделялась среди сгнивших и покосившихся крестов и ржавых касок, лежавших на могилах.
— Мраморная плита, — сказал генерал. — Какой-нибудь старший офицер? Может быть, полковник?
Они подошли к могиле и прочли высеченную надпись. На плите были написаны имя, фамилия и место рождения какой-то женщины. Генерал никому не сказал, что родом она из его города.
— Я одним из первых услышал эту новость, — сказал кафеджи. — Не то чтобы я уж очень интересовался подобными вещами, просто я работаю в кофейне и всегда раньше других узнаю о любом событии в городе. Так случилось и в тот день. В кофейне было полно народу, когда разнеслась эта весть, неизвестно даже, кто ее принес. Одни говорили, что солдат, направлявшийся на греческий фронт, — ночь он провел в городской гостинице и напился там до бесчувствия. Другие — что Ляме Спири, он всегда только о таких вещах и думал. Мы были так удивлены и так потрясены этим известием, что пьяный ли солдат его принес или этот бродяга Ляме Спири, для нас уже не имело никакого значения.
