— Я не допущу, чтобы произошло что-нибудь подобное, — сказал генерал.
Гость посмотрел на него с сожалением, словно хотел сказать «бедняга», и ушел не попрощавшись.
Три следующих дня, последних, в гостиной было не протолкнуться. Генерал устал, он хотел уехать как можно скорее. У его жены в последние дни совершенно сдали нервы.
— Отказался бы ты от этого, — сказала она ему однажды ночью, когда они лежали без сна, — мне кажется, что в наш дом вошла смерть.
Он успокоил ее как мог. В эту ночь он почти не спал, ему казалось, что он отправляется на войну.
Последних посетителей он встретил утром в день отъезда. В аэропорт нужно было приехать рано, и генерал, выйдя в сад, чтобы открыть гараж, увидел двух человек. Завернувшись в домотканые одеяла, они спали у ворот, прислонясь к железной решетке. Это были дед с внуком, приехавшие из дальнего пограничного села. Они добирались много дней, и, приехав на последнем, ночном, поезде, не осмелились беспокоить так поздно, и улеглись спать прямо на асфальте.
Генерал повторил свое обычное: «Списки проверены, не беспокойтесь, мы его найдем». Старик крестьянин благодарно кивал, их одеяла валялись у решетки — они не успели их убрать, когда увидели генерала.
Шел мелкий дождь. Уже несколько недель колесили они по суровой, с редкими селениями, местности. Легковая машина ехала впереди, за ней — грузовик с вещами и рабочими. На шоссе им попадались крестьяне в черной одежде из толстого домотканого сукна. Они шли пешком, ехали верхом, тряслись в кузовах грузовиков. Генерал внимательно рассматривал рельеф местности. Он пытался представить, как проходили сражения в этих местах, какой тактики придерживались противники и как вообще воевали албанцы.
В деревянном ларьке в центре селения продавались газеты. У маленького окошечка толпились люди. Кто-то читал, стоя рядом с ларьком, кто-то перелистывал газеты на ходу.
— Албанцы очень любят читать газеты, — сказал генерал.
Священник шевельнулся в своем углу.
— Что за чертов народ! — сказал генерал. — Похоже, силой их не покорить. Может быть, их можно покорить красотой?
Священник рассмеялся.
— Почему вы смеетесь?
— Вы рассуждаете не как генерал, а как философ.
Генерал разглядывал угрюмый пейзаж. Голое, ровное плоскогорье, множество мелких и больших камней, ковром устилающих землю. Уже две недели перед его глазами мелькали такие каменистые плоскогорья. В их суровой обнаженности ему мерещилась какая-то мрачная тайна.
