Дзынь…
Проснулся Сергей сразу — этому он научился еще до тренировок в Центре. На всякий случай выставил на своем пульте комбинацию 100, то есть "повторить", хотя и так знал, кто к нему явился, дернул за шнурок, встал и начал быстро одеваться. Еще раз прослушал ответный сигнал, переложил наган из-под подушки в кобуру, глянул в зеркало, пригладил волосы ладонью и, зевнув, перекинул средний тумблер вверх. Христофор Антонович пришел, его ни к чему мариновать перед дверью.
По виду генерал-аншефа никто бы не догадался, что он провел бессонную ночь. Лицо свежее, чисто выбритое, мундир сидит безукоризненно, никаких красных прожилок в глазах или теней под ними нет и в помине.
— Извини, что разбудил тебя, государь.
— Да ладно, все равно скоро пришлось бы просыпаться. Рассказывай, как там в Совете — все живы?
— Пока все, — усмехнулся Миних. — Вот только не совсем я понимаю — а чего ты их вовсе не разогнал? Ведь момент был такой, что вряд ли кто воспротивился бы.
— Разогнать недолго, но зачем? Даже если не брать во внимание, что по возрасту у меня должен быть опекун, этот Совет — довольно полезная вещь. Как-никак управляет государством. Правда, довольно плохо, но причина тут ясная, и называется она — безответственность. Ведь ни перед кем они за свою службу не отвечали! Разве что если один вдруг вздумал бы творить что-то идущее вразрез с интересами всех остальных, его бы сразу укоротили, но таких дураков там нет. И кому в таких условиях придет в голову печься об интересах державы? Однако со вчерашнего вечера все изменилось. Теперь Совет отвечает перед нами с тобой, а это совсем другое дело. Кстати, если вдруг кто из них по привычке начнет вместо государственных интересов блюсти свои собственные, с оными идущие вразрез, а я буду сомневаться, что с таким человеком делать… ты мне напомни про сегодняшний наш разговор. Договорились? Вот и отлично. Возвращаясь же к Совету — мне кажется, что со всеми его делами вполне могли бы справиться Остерман да Головкин. Его я, кстати, собираюсь завтра пригласить сюда, побеседовать. А остальные если и нужны, то только для того, чтобы этим двоим было против кого держаться вместе. Перегрызутся ведь иначе канцлер с вице-канцлером, как-то они не очень любят друг друга. Единственно, чего я ныне опасаюсь — не поднял бы Василий Долгоруков своих преображенцев.
— Вот сейчас это будет самый настоящий бунт, государь. Не думаю, что пойдет на него фельдмаршал. Семеновцы-то все как один за тебя встанут. Хотя… пес его, Василия, знает, чужая душа потемки.
