— Говорил, но не это. Полтора года назад я сказал, что займусь флотом тогда, когда в этом возникнет надобность, а уж чьи злые языки мои слова тебе передали в таком виде, мне неведомо. Так вот, сейчас эта надобность уже возникла. Вообще-то, конечно, ты прав, в Питере полно дел, с коими никто, кроме тебя, не справится, но только я-то здесь с кем останусь?
— С лейб-гвардии майором Степаном Андреевичем Шепелевым. Он ведь случайно попал в командиры семеновцев, до него полком командовали князья да генералы. А тут получилось, что либо превращаться полку в совсем заштатный, либо, если его будет решено сохранить именно как гвардейский, то командовать им точно найдут кого-нибудь познатнее, если только царь не вмешается. Но не только поэтому он тебе верный слуга, а еще и потому, что он вообще человек верный. Ты же видел его, сам можешь судить.
— Да, — кивнул Сергей, — я подумаю над твоими словами. Пока же нам, по-моему, следует подождать да послушать, что скажет Совет, когда обсудит мою беседу с Михаилом Голицыным.
Однако после этого разговора у Сергея остался какой-то осадок. Как будто он услышал что-то важное, но никак не удается понять, что именно. Пожалуй, решил император, сегодня можно будет лечь спать попозже. И сразу после перерисовки эскизов глушителя с планшета начать внимательно перечитывать все материалы по истории — авось там найдется что-либо, проясняющее сложившуюся ситуацию.
К первым числам марта Новицкий сделал вывод, что в его выступлении перед фельдмаршалом Голицыным содержались какие-то особые глубины, потому как Совет до сих пор так на этот демарш и не прореагировал. Не происходило почти ничего. Единственной новостью было то, что царский духовник, Пряхин, по своей инициативе выступил перед царем с проповедью относительно великого поста. Первым делом он объяснил, что в это время крайности с той и с другой стороны равно вредны — и излишества поста, и пресыщение чрева. Притом неумеренное воздержание вреднее пресыщения, так как приводит к бессилию, а оное неугодно Господу.
"Из Кассиана Римлянина", мысленно отметил Сергей, проявив приличествующее случаю воздержание — мужественно не зевнув. Протопоп же продолжал:
— Господь требует не голода, а подвига. Подвиг — это то, что может человек сделать самого большого по своим силам, а остальное — по благодати. Силы наши теперь слабые, а подвигов больших с нас Господь не требует.
То есть от Кассиана духовник перешел к цитированию пустынника Никифора. Но не остановился на достигнутом, а поведал, что сказал по этому поводу преподобный Антоний Великий.
