Иными были нравы в Афинах. Там любовь к юношам была распространена не менее широко, нежели в Спарте, но лишь до периода их возмужания, «до того, как у юноши на ногах начнут расти волосы». Но в отличие от спартанцев, афиняне не прятали свои чувства. Напротив, они воспевали их в стихах, считая это чувство изысканным и достойным. До нас дошли многие стихи древних поэтов, обращенные к юношам.
Феогнид из Мегар:
«Счастлив, кто страстью горя, из гимнасия возвращался
К дому; кто ложе и днем с юношей милым делил».
Симонид Кеосский:
«Стоит увидеть мне раз златокудрого Эхекратида,
Взор насыщая красой, за руку милую взяв,
Кожи цветущей его аромат вбирая глубоко,
Полнятся очи мои сладостной негой любви».
Стратон:
«Я наслаждался с двенадцатилетним мальчонкой. Тринадцать
Лет наступило ему — он вожделеннее стал.
Годом позднее пришел еще более сладостный возраст,
И привлекательней всех был он пятнадцати лет.
Шестнадцать лет — это возраст богов, а семнадцатилетний
Юноша не для меня: создан для Зевса лишь он.
Если тебе и постарше милей — то уже не забава:
Время настало, и долг твой — за него отвечать».
Понятия педофилия, осуждения этого явления не существовало. В надписи с Крита, относящейся примерно к 700 году до н. э., даже зафиксировано личное имя Педофил. Напротив, запреты касались любви к уже взрослым юношам и мужчинам. Такие отношения не могли более рассматриваться как развлечение или легкомысленная интрижка, они обязательно предполагали глубокое взаимное чувство. Подобные узы связывали мифических Геракла и Иолая, на могиле которого подобные пары часто приносили друг другу клятвы верности; Ахилла и Патрокла, героев «Иллиады» Гомера («О, бёдер друга близость благодатная!» — восклицал Ахилл, оплакивая друга в трагедии Эсхила); и вполне реальных фиванских полководцев Пелопида и Эпаминонда, членов знаменитого «Священного отряда».
Плутарх:
«Большинство полагает, что их неразрывная дружба началась при Мантинее, где оба сражались в рядах вспомогательного войска, посланного фиванцами лакедемонянам, тогдашним их друзьям и союзникам. Стоя плечом к плечу в строю гоплитов, они бились с аркадянами, а когда соседнее с фиванцами крыло лакедемонян дрогнуло и большая их часть обратилась в бегство, они сомкнули щиты и продолжали защищаться. Пелопид, получив семь ран в грудь и лицо, рухнул на груду трупов своих и вражеских воинов, а Эпаминонд, хоть и считал его раненным смертельно, шагнув вперед, закрыл неприятелю путь к телу и доспехам товарища, один сдерживая целую толпу и твердо решившись скорее умереть, чем оставить поверженного Пелопида. Уже и ему самому приходилось совсем плохо (он был ранен копьем в грудь и мечом в руку), когда с другого крыла подоспел на помощь спартанский царь Агесиполид и вопреки всем ожиданиям спас обоих».
