Спартанцы не разрешали никому хоть сколько-нибудь изменять установлениям древних музыкантов. Даже Терпандра, одного из лучших и старейших кифаредов своего времени, восхвалявшего подвиги героев, даже его эфоры подвергли наказанию, а его кифару пробили гвоздями за то, что, стремясь добиться разнообразия звуков, он натянул на ней дополнительно еще одну струну. Когда Тимофей принял участие в карнейском празднике, один из эфоров, взяв в руки меч, спросил его, с какой стороны лучше обрубить на его инструменте струны, добавленные сверх положенных семи.
В текстах песен не содержалось ничего, кроме похвал людям, благородно прожившим свою жизнь, погибшим за Спарту и почитаемым как блаженные, а также осуждения тех, кто бежал с поля боя, о которых говорилось, что они провели горестную и жалкую жизнь.
Было три хора: каждый во время праздников представлял определенный возраст. Хор старцев, начиная, пел: «Когда-то были мы сильны и молоды!»
Его сменял хор мужей в расцвете лет: «А мы сильны и ныне. Хочешь, так проверь сам».
Третий хор мальчиков подхватывал: «А мы проявим доблесть даже большую!»
Грамоту спартанцы изучали только ради потребностей жизни. Все же остальные виды образования изгнали из страны — не только сами науки, но и людей, ими занимающихся. Воспитание было направлено к тому, чтобы юноши умели подчиняться и мужественно переносить страдания, а в битвах умирать или добиваться победы.
Если кто-нибудь провинился и был обличен, то должен был обойти кругом алтарь, находившийся в городе, и петь при этом песню, сочиненную себе в укор, то есть сам себя подвергнуть поруганию.
Некий Архилох, присужденный к этому, пропел следующее:
«Носит теперь горделиво саиец мой щит безупречный:
Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах.
Сам я кончины зато избежал. И пускай пропадает
Щит мой. Не хуже ничуть новый могу я добыть».
Власти были крайне возмущены и выслали Архилоха из Спарты.
Также они изгнали оратора Кефисофонта, который утверждал, что способен целый день говорить на любую тему; они считали, что у хорошего оратора размер речи должен быть сообразен с важностью дела.
Но этим двоим еще повезло: одного беднягу спартанцы казнили только за то, что, нося рубище, он украсил его цветной полосой.
Спартанцам не разрешалось покидать пределы родины, чтобы они не могли приобщаться к чужеземным нравам и образу жизни людей, не получивших спартанского воспитания. Если чужеземец был заподозрен в том, что он учит местных граждан чему-то плохому — ну например, смущает умы цитатами из Пифагора, то его немедленно изгоняли из страны. Но если чужеземец выдерживал образ жизни, установленный Ликургом, то ему можно было даровать гражданские права.
