Ни при каком из моих посещений я не мог заметить, что с заключенными, если они присутствовали в лагере (это были работавшие в отдельных предприятиях лагеря или те, которые были откомандированы для поддержания чистоты в лагере) обращались плохо или тем более бесчеловечно. Это мое впечатление необычно совпадает с тем, которое получил господин фон Бризен относительно концлагеря Берген-Бельзен. При одном из моих посещений я даже видел, что из работавших в бюро руководства лагеря заключенных-женщин — судя по их внешнему виду речь шла о еврейках — каждая получила по одной бутылке молока на своем рабочем месте. Никто из арестантов не вел себя так, как будто они боялись истязаний, или тем более смерти.
С последней точки зрения в моей памяти особенно запечатлелась одна встреча с заключенными. Когда я однажды вечером с несколькими приятелями стоял поблизости от лагеря, мы наблюдали длинную колонну арестантов, которые возвращались в лагерь с работы на промышленных предприятиях. Их сопровождало сравнительно немного эсэсовцев, причем пожилых, — и они производили действительно недисциплинированное впечатление. Они громко беседовали и при этом также смеялись. Два или три арестанта подходили, когда они видели нас, из походной колонны, становились перед нами, расстегивали брюки и мочились. При этом они ухмылялись в нашу сторону. Хотя это можно было понять только там, что они хотели продемонстрировать этим нам свое презрение, сопровождающие эсэсовцы вообще, не обращали внимания на это. Всякий раз, когда мне позже приходилось слышать что-то о якобы постоянном страхе смерти в концлагере, я должен был думать об этом инциденте. Так не ведут себя люди, которые находятся под постоянной угрозой смерти!
Наконец, я еще могу свидетельствовать, что немецкому населению, которое жило в Осиеке, ничего не было известно о возможных ужасах или тем более о массовых уничтожениях в концлагере. Во всяком случае, никто мне тогда ничего такого не рассказывал.
Дополнительно я укажу еще на следующее: В музее концлагеря Дахау находится фотография с подписью «печи для кремации в Освенциме». Я думаю, что узнал там печи пекарни, которые показывал нам один заключенный во время работы пекарни.
Доктор юриспруденции Вильгельм Штэглих, 2 Гамбург 50
12
В течение примерно 8 недель моего откомандирования я хорошо познакомился как с концлагерем Освенцим, так и с тогдашним комендантом лагеря оберштурмбаннфюрером СС Бэром. Много лет спустя его нашли в Шлезвиг-Гольштейне, после чего он умер в следственной тюрьме — или был вынужден умереть. Насколько я помню, он был фронтовым офицером и был переведен на службу в лагерь. Он был разговорчив и признался мне, что не распоряжался собственностью заключенных и не хотел рисковать жизнью и из-за чемодана, о котором я его просил. Между тем я познакомился с одним унтерфюрером, и он тоже подтвердил это, как и то, что если кто-то будет злоупотреблять в обращении с заключенными, то его может ждать штрафной лагерь. За эти недели я узнал, что отдельными специально выделенными группами рабочих руководили только капо, и что именно они могли награждать арестантов пинками. Четырнадцать дней также моя семья была в лагере. Сама по себе жизнь лагеря проходила спокойно. То, что произошло после крушения и пропагандируется еще сегодня, это преувеличение и клевета на факты. В течение десятилетий продолжается поход по одурачиванию и моральному опусканию в рамках перевоспитания, и он увенчался успехом. Сегодняшняя молодежь ничего другого даже не знает, ее воспитатели гнут спины перед нынешними властителями, красный партбилет имеет для них решающее значение.
