Оркестр был неплохой и к Лёке относился с дружеским участием и пониманием. Но если бы настроение музыкантов разделял кто-нибудь еще…
Наверное, она пела плохо… И видимо, люди из ресторана оказались правы… Эти презрительные взгляды, это унижение, это ее растерянное топтание на грязном ковре… Лёке никогда не забыть и не стереть из памяти тех страшных дней, они стали своеобразными пощечинами, которыми расплатились с ней в ресторане…
Но однажды на улице, когда Лёка шагала в магазин, к ней подошел незнакомый мужчина. Высокий большой лоб увеличивали залысины, делающие мужчину солиднее и умнее. Хотя он все равно выглядел юным.
— Простите, я вас сразу узнал, — неловко улыбнулся мужчина.
Это была улыбка удивительно застенчивого и доброго человека. Большая редкость, подумала Лёка. Она сталкивалась со спокойствием флегматиков, легкими и добродушными усмешками уверенных в себе людей, наглыми погаными ухмылками опытных бабников, кривоватыми оскалами язвительных пройдох и подлецов, откровенным сиянием расчетливых политиков и дипломатов по жизни… Но никогда еще не видела такого смущения.
Удивляла почти юношеская поджарая фигура мужчины. Очевидно, незнакомец принадлежал к породе людей, надолго остающихся мальчишками. Некоторые ходят в них даже всю жизнь. Когда он говорил, у него смешно двигался кончик носа.
Однако новый Лёкин уличный кадр, явно решивший за ней с ходу ухлестнуть, ничем, кроме застенчивости, не выделялся. Такого трудно выделить в толпе и запомнить, поскольку природа не наградила его другими отличительными чертами — ни плохими, ни хорошими. Не красавец и не урод, не высокий и не маленький, не блондин и не брюнет… Лёке такие невыразительные не нравились. То ли дело ее ангелочек Санька…
Лёка порой с грустью вспоминала о нем, но на письма не отвечала. Отец бы узнал — убил… Да и вообще, этот обман… Лёка долго не могла забыть своего унижения и чувства полного смятения, когда выяснилось, что Сашенька с ангельскими глазами попросту обкрадывал Анановых…
Но эта дурацкая робость незнакомца… Лёка считала ее просто недомыслием, доброту часто принимала за тупость и осуждала молчаливых.
В молодости у многих словно совсем другие глаза и другие уши — слышат и видят не то, что есть в действительности. А когда поймут, что смотрели не туда и не так и не слышали то, что нужно, обычно бывает уже поздно.
— А где это вы меня видели? — поинтересовалась Лёка.
— В ресторане, — ответил незнакомец. — Вы так пели… Я заслушался…
