Онора, чувствуя неловкость, не нашлась, что сказать. Она лишь молча смотрела, как прекрасные глаза леди Стадли наполняются слезами. Однако, взяв себя в руки, та вытерла слезы кружевным носовым платочком и, поднявшись, направилась к двери.
Дойдя до нее, она обернулась и жалобным голосом проговорила:
— Скажи своему отцу, когда он вернется, что, если в его сердце осталась хоть капля жалости, а в душе — сострадания и если он считает себя порядочным мужчиной, он должен приехать ко мне. Мне необходимо его видеть, понимаешь?
— Да, конечно, — ответила Онора. — Я скажу отцу.
Леди Стадли, не проронив больше ни слова, вышла из комнаты. Оноре стало ее искренне жаль.
Она знала, что у отца сейчас новое увлечение. Когда он вернулся домой, с сияющими глазами, красивый, помолодевший, чрезвычайно довольный собой, Онора рассказала ему, что произошло.
— Нерин Стадли не имела никакого права приезжать сюда и тревожить тебя! — отрезал отец. — И как только женщины не могут понять, что, когда игра окончена, возврата к прошлому больше не будет.
— Ты называешь это игрой, папа?
— Конечно, — отозвался отец. — Игрой, где два человека наслаждаются обществом друг друга до тех пор, пока оно доставляет им удовольствие. А когда перестает доставлять, расстаются без сожаления и без тени упрека.
— Но леди Стадли плакала, папа!
— Женщинам ничего не стоит пустить слезу, когда они чувствуют, что не могут добиться своего другим способом, — заметил отец. — Может быть, ты сочтешь меня жестоким, Онора, но, к сожалению, я ничем не могу помочь леди Стадли.
— Если бы ты видел ее, папа, ты бы так не говорил!
— Я сказал бы то же самое! — отрезал отец. — Леди Стадли хочет того, чего я ей дать не в состоянии.
Несколько секунд Онора молчала, пытаясь сообразить, о чем говорит отец, потом спросила:
— Она ждет от тебя любви, да, папа?
— Можно и так сказать, — ответил отец. — Но любовь, малышка, такое чувство, которое еще никому не удавалось вызвать слезами, словами или мольбой. Она или есть, или ее нет.
Оставшись одна, Онора долго размышляла над словами отца и пришла к выводу, что он прав.
«Нельзя воздействовать на наши чувства, — решила она. — А любовь — это чувство, и ее невозможно никому навязать силой. Как говорится, насильно мил не будешь».
Сейчас, направляясь в карете к Гросвенор-сквер, Онора думала о том, что ей будет трудновато полюбить тетю Элин.
«И все-таки я должна попытаться, — уговаривала она себя. — Ведь тетя Элин и дядя Джордж единственные близкие родственники, которые остались у меня после смерти папы».
