— Так, может, это настоящие люди? — недоверчиво спросил Курош, вперив единственный глаз в лицо Уники.
Не любили братья лесную колдунью, унаследовав давнюю неприязнь ещё от своего отца.
— Смотрите сами, — коротко ответила Уника и, развязав мешок с золой, бросила к ногам почерневшую, прокопчённую дымом бивачных костров голову.
Хотя время и можжевеловая копоть изменили черты лица, но братья сразу признали гривастого неведомца, какого никто прежде не видывал, но о которых давно предупреждал Ромар: мол, есть где-то такие, и потому надо быть готовым к войне. Вот она, война, никто и не звал, сама в гости заявилась.
— Что ж ты ее сюда притащила?.. — страдальчески закричал Машок. — Беду накликать хочешь? Что мы, так не поверили бы?
— Не бойся, — устало откликнулась Уника. — Не придёт он сюда, и ничего вам не будет. Он к моему дому прикован и по миру ходить не сможет. А вот соплеменники его — иное дело. Ох, не знаю, откуда пришли и как с ними обходиться будем. Они за нами давно следят, так что и нам надо сторожкими быть.
— Да уж, знаем… — проворчал Курош. Он наклонился, костяным лощилом, чтобы рук не марать, перевернул почерневшую голову. — Да уж ясно, что нелюдь это, никто не спутает. Но охотников предупредим, чтобы и не пытались с этими говорить.
— Тут другое, — напомнила Уника. — Оборотни это. Он тобой перекинется, так родной брат не отличит.
Курош улыбнулся понимающе и произнёс:
— Лишнего-то не говори, старая. Или ты хочешь сказать, что он не просто каким ни есть человеком прикидывается, а лицо ворует?.. Тогда по голосу можно определить, по походке. Своих-то я всех отличу, а ежели кто с Белоструйной придёт — будем проверять.
— Я сказала то, что сказала, — глядя в землю, проговорила Уника. — Вот обратится он в Машка, а ты и не поймёшь, с кем разговариваешь. Уж я-то знаю, поверь.
Братья крякнули возмущённо, но перечить не стали. С йогой свариться себе дороже, а лишняя опаска лишней не бывает.
— Что же делать? — спросил Машок. — Как уберечься? Этак людям и за стены выйти будет нельзя. Хуже чем при диатритах, там хоть ясно было, кто свой, кто враг.
— Не знаю покуда. Колдуны, думаю, разглядят вражину. Одна беда — колдунов в роду раз-два — и обчёлся. Ромар, Матхи, Калюта… ну, я ещё могу. Что же, нам на воротах стоять и всех входящих проглядывать?
— Умер Матхи, — склонив голову сказал Курош. — Вчера гонец из большого селения прибежал. Сказал, что с того берега волосатые пришли, Лишкины соплеменники. Побил их кто-то. Никак, думаю, твои чужинцы и побили. Вождь велел сторожко жить, на левый берег поглядывать. А Матхи умер в тот самый день… — Курош вскинул голову, дико уставился в лицо Унике единственным глазом и прошептал:
