Старший из воинов прогудел что-то в усы, в смысле - “мужик, не дури, давай сюда, а то порежешься”, и протянул широкую ладонь. Я криво улыбнулся, перехватил железку обратным хватом в дальней руке и стукнул себя в грудь кулаком. Мое. Тот прогудел еще раз, уже жестче - “давай сюда, а то сам возьму”. Пришлось скривить улыбку еще больше. Удар в воздух и снова в грудь - “я взял, мое”. При этом я старательно кособочился, якобы от боли в ребрах. Воин покачал головой, коротко бросил что-то остальным, и к нему присоединился еще один. Они шагнули вперед…
Когда я смог, наконец, подняться с пола, кинжал лежал не там, куда я бросил его в начале сшибки, не в углу под лавкой, а торчал в центре стола. Хорошо так торчал, душевно - могучим ударом он был вбит в столешницу по рукоять, пробив толстенную доску насквозь. А с понятием тут ребята, и нравы не слишком от наших отличаются. Надо понимать, и порядок навели, и кто тут хозяин продемонстрировали, и гостя уважили. Били со знанием дела, но беззлобно, для порядка. Кстати, натурные испытания показали, что голыми руками драться с людьми в кольчугах с гамбизонами, поножах из толстенной кожи и кожаных же сапогах с подошвой в два пальца, по разрушительному воздействию ничуть не уступающих хорошим берцам, практически бесполезно. Только пальцы обдирать. Единственным более-менее уязвимым местом оставалась голова, но кто ж даст в нее ударить? Уж явно не эти мОлодцы в сварных кольчугах индивидуальной подгонки.
С трудом вытащив кинжал из стола, я занялся его осмотром. Непростой ножичек-то. Прямой полуторалезвийный однодольный цельнометаллический, обмотаная шнуром рукоять, выгнутая вперед крестовина. Заточен правильно и на совесть, с упором на протыкание, в наше время такое редко встретишь. Ну да, раз они тут на холодняке сражаются, значит, дело жизни и смерти, а с этим не шутят. Металл обычного серого цвета, без единого пятнышка ржавчины, возле крестовины клеймо - кружок с ноготь, в нем два стилизованных молота параллельно друг другу, концами в разные стороны. Ба, да кружок-то травленый! И только в нем проглядывает настоящая душа этого клинка - мелкие волнистые извивы и крапинки золотисто-коричневого цвета. Я аж крякнул.
От разглядывания дива дивного меня отвлекла вновь открывшаяся дверь. Пришел парень-служка, другой, но примерно того же возраста, что и давешний пакостник. Принес поесть, шустро сгрузил большую миску, кружку и кувшин на стол и ушел, только раз стрельнув в меня любопытным глазом. В миске оказалось что-то вроде жидкого пюре, щедро сдобренного белым порошком, по вкусу и запаху - толченой яичной скорлупой, в кувшине - чистая прохладная вода. Самое то для моих горящих огнем челюстей.
