Великая надежда | страница 38
— Мы хотим остаться здесь, мы хотим остаться здесь!
— Оставайтесь, чтобы идти вперед, идите вперед, чтобы остаться.
— Уступайте буре, как кустарник на берегу!
— Так вы и родились: в тряске черной кареты. Так движение станет покоем, а покой движением.
— Так уловляете вы мимолетное, так совлекаете с него покровы!
— И ваша боль уравновешивает расстояние.
Серая и знающая, мерцала река в темном свете ночи. Невозмутимо поблескивал гравий.
— Граница, где граница? Где Святая земля?
— Повсюду, где пастухи пасут овец и все оставляют по зову ангела.
— Овцы блеют, когда их бросают на произвол судьбы!
— Овцы блеют, потому что не умеют петь, овцы блеют, чтобы Бога хвалить.
Царь Давид снова заиграл на лире, а милый Августин подхватил мотив на своей волынке, а Колумб тем временем низким голосом затянул матросскую песню, что-то про белые звезды и тоску по суше. Они не обращали друг на друга внимания, но все вместе звучало удивительно стройно и гармонично: псалмы Давида, моряцкая песня Колумба и забавные рулады милого Августина.
Это вершилось во славу Божию, а все, что вершится во славу Божию, звучит стройно.
Карета неслась скорее, все скорее, скорее скорого, но скорость растворялась, становилась спокойной и незаметной, как скорость реки или дороги. Медленная скорость на грани вечности, где все сходится воедино. Линия между небом и землей исчезла. Остались только белые волны во мраке, здание таможни на дороге и голоса над рекой.
— Мы на границе!
Выскочили три старика и преградили путь. Лошади встали на дыбы. Черная карета остановилась.
— Вы готовы петь песню в чумной могиле?
— Готовы.
— Вы готовы убить Голиафа в ваших сердцах?
— Готовы.
— А готовы заново открывать Святую землю?
— Готовы.
— Тогда пересеките границу, получите свидетельство, войдите в Святую землю!
— Оставьте черную карету, оставьте похоронного кучера, выходите!
— Выходите! — гневно крикнул кучер и встряхнул спящих детей. — Выходите, выходите! Кругом часовые, мы ездили по кругу. Проваливайте отсюда!
Дети открыли глаза и осовело подняли головы.
— Живо просыпайтесь! — крикнул кучер. — Все было напрасно. Все пропало, через границу уже не проехать!
— Мы уже на другой стороне, — крикнули дети. Они выскочили из кареты и, ни разу даже не оглянувшись, побежали назад в темноту.
На службе у чужой силы
Тучи несутся на рысях, мчатся стремглав в гуще войны, безумствуя, приплясывая на лету, они мчатся глубоко над крышами мира, глубоко над этой ничейной землей, между изменой и пророчеством, глубоко над глубинами бездны. Тучи мчатся быстрее синих драгун из песни, они не носят мундиров, без конца меняются и все-таки узнают друг друга. Тучи мчатся напролом через поля пшеницы и брани и через полуобвалившиеся остовы каменных строений, которые раньше назывались городами. Тучи несутся на рысях, мчатся стремглав в гуще войны, и их тайная легкость навлекает на них подозрения.