— Ну что, накатались? — рассмеялся хозяин тира.
— Накатались! — радостно закричали слегка осовевшие дети.
Человек отстегнул их.
— Меня совсем не мутит, — сказал Герберт. — Ни капельки.
— Большое спасибо!
Они пожали ему руку. Человек сиял.
— Завтра придете кататься?
— Больше не придем, — серьезно ответил Георг. — В двух километрах отсюда тайная полиция.
— Берегитесь! — сказал мужчина. — А если… Я хочу сказать: дружба есть дружба. И в любом случае на карусели вы никогда не катались.
— Мы на карусели никогда не катались, — сказал Леон.
У выхода стоял, прислонившись, долговязый парень.
— А вы почему не платите?
— Мы уже! — крикнули дети и побежали.
Быстро, еще быстрее! До их места оставалось каких-нибудь несколько шагов.
— Здесь!
Руки у них опустились. Вся кровь отхлынула от лиц. Ошеломленные, стояли они на краю откоса, и неподвижно чернели их фигурки посреди летнего вечера.
То, что они увидели, превосходило их самые смелые представления о мировой несправедливости, превосходило меру их терпения: отряхиваясь от водяных брызг, из канала выходила Эллен, и на руках у нее был грудной младенец.
Младенец, которого они поджидали почти два месяца, младенец, которого они хотели спасти, чтобы оправдаться, чтобы им наконец разрешили сидеть на всех скамейках, — их младенец!
Держа за руку второго ребенка, на берегу стояла мать и кричала от ужаса и радости. Со всех сторон сбегались люди. Словно они все вынырнули из реки, как призраки, чтобы воспользоваться этой редчайшей возможностью и доказать, на какое сочувствие способны их сердца. Эллен в замешательстве стояла среди них. И тут она увидала на краю откоса своих друзей.
Женщина хотела обнять Эллен, но Эллен ее оттолкнула.
— Я ничего не могла поделать! — с отчаянием в голосе закричала она. — Я ничего не могла поделать! Я хотела вас позвать, но вы ушли слишком далеко, я хотела… — Она растолкала людей вокруг себя.
— О чем говорить! — холодно сказала набережная.
— Где мой театральный бинокль? — закричал Герберт.
Ханна и Рут безуспешно пытались сдержать слезы.
— Мы расплатимся по-другому, — прошептал Леон.
Эллен стояла перед ними, бледная и отчаявшаяся.
— Пойдем с нами, — спокойно сказал Георг и накинул ей на плечи свою куртку, — там наверху есть скамейки. Мы сейчас все вместе сядем на скамейку. Возьмем и сядем.
Шаги сапог проскрипели по гравию, бессмысленные и самодовольные — так шагают только те, кто сбился с пути. Дети в ужасе вскочили. Скамья опрокинулась.
