Кадетов, у которых в Петербурге жили родственники, отпускали вечером с субботы на воскресенье. Называлось это — «идти за корпус». За некоторыми мальчиками присылали экипажи. Оставшиеся с завистью смотрели на сборы товарищей и утешались, высыпаясь в каморе под двумя одеялами — второе бралось с пустых коек, — наедаясь до отвалу казенным мясом и пирогами. Пищу готовили на всех, а поглощали ее оказавшиеся за столом. Вообще кадеты не голодали — хлеба и супу давали сколько угодно, но всегда могли съесть лишнюю порцию жаркого, булок и сладкого.
Сергею и Осипу — их теперь звали Непейцыны 1-й и 2-й — некуда было идти в воскресенье. В этот день разрешалось спать до девяти часов, потом делай что хочешь, только вовремя являйся в столовую. Старательный Осип часа три долбил французские слова, потом принимался за игры. У Сергея не меньше уходило на разговоры с Филей, который приносил испеченные Ненилой воскресные пироги. В ноябре Сергей спросил, как устроились на новом месте.
— Преотлично. Сергей Васильевич, вроде как приказные какие, — улыбнулся Филя. — И чего бы вам, сударь, не придтить поглядеть на наше житье? Сами дяденька изволили ночевать и кушать у нас перед отъездом. Ведь мы еще при них к немцу поселились. Зовите и Осипа Васильевича, хоть они навряд захотят.
Филя оказался прав. Осип сказал:
— Незачем мне туда ходить. Если что вкусное сготовят, пусть сюда несут…
В воскресенье, отпросившись у дежурного офицера погулять со своим крепостным, Сергей в сопровождении Фили тронулся в путь. Через Тучков мост к Среднему проспекту, с его осеребренными первым инеем садами. Потом свернули на 3-ю линию.
— Вот и пришли. — Филя отворил калитку; открылся двор с хозяйственными постройками с боков и небольшим домом в глубине. — Наш Август Иванович — ганц аккурат. Тут у него дерева хранятся, рядом сушилка с печкой, ледник рубленый, а там — летняя мастерская. От аккуратности ихней нас с Ненилой иной раз в пот бросает. Вы, сударь, ножки извольте утереть. Вон у крыльца на колоде скребок набит, с подошв грязь обдирать, и на ступеньках волосянка еще, чтоб начисто… А в комнатах немцы без сапог, ей-богу, в чулках шерстяных все…
В коридоре пахло скипидаром и воском, на крашеном полу — холщовая дорожка. Филя отворил дверь в горницу, окно которой упиралось в тесовую стену летней мастерской, но на лице его была написана такая гордость своим жильем, будто из него открывались райские кущи. Просторная горница была разделена занавеской. Дышала теплом русская печка, белел застланный скатертью стол. Ненила в новом сарафане, посветлевшая, потолстевшая, припала к плечу своего питомца. Пока разрезала пирог, Сергей заглянул в другую половину — там стояли некрашеные кровать, комод и табуретка.
