К счастью, несколько исчезнувших бревен не сыграли в постройке существенной роли. Дома для факторий куплены основательные и просторные. Даже укороченная на два бревна высота комнат около трех метров.
Хоть и в обрез, но материала хватило и на склад, и на крытый дворик — сарай. Работа у плотников идет споро — из-за них задержки не будет.
Не так гладко обстоит дело с нашим бивуачным жильем и с товарами.
Мы растянули огромный таборный брезент на подпорках и козлах из жердей. Шатер получился большой, но весь его пришлось завалить кладью. Сами разместились в закоулках и щелях между кулями, мешками и ящиками.
Спать на земле невозможно — она здорово холодная. На глубине полуметра не оттаял лед. Там залегает вековечная мерзлота, толщиной не меньше, как говорят, 50 саженей. Этот почвенный лед легко прощупать по звуку на краю берегового откоса. Если ударишь ногой в край крутого спуска к воде, то гул идет громкий и звонкий, точно под землей скрыт огромный стеклянный колокол.
Никакая шерстяная или пуховая одежда не может спасти от страшного, мертвящего холода, идущего от мерзлоты. Только надежные полярные меха, как олений или медвежий, способны предохранить от простуды.
Мы спим на койках. По ночам кутаемся в одеяло и полушубки. В бурю брезентовая крыша шатра хлопает, точно стреляет из ружья. В таборном брезенте не меньше двадцати пяти пудов весу и, кроме того, мы придавили его наверху толстыми полуторавершковыми плахами. Однако это не помогает. Дьявольский вихрь вскидывает полотнище, будто ситцевую тряпочку, и сметает многопудовые плахи, как щепки.
Главная же неприятность — в дырках, брезент порван во многих местах. Когда идет дождик — у нас повсюду капает, просачивается, брызжет. Хорошо, что песок имеет свойство впитывать воду, как губка — луж нет.
Но все это, конечно, пустяки. Лето — везде лето. Дождь прекращается, буря стихает, является солнце — и от неприятностей нет даже воспоминаний. Только подмоченную сушку мы спешим вынести и высыпать на крыше плотничьего барака. По признакам, эта сушка перенесла на своем веку много невзгод — и мокла, и сохла, и прела. В некоторых мешках она сизого цвета, как нос старого алкоголика. В других — зеленая, замохнатившаяся от плесени. Ни свиньи, ни собаки не едят.
— Придется списать по акту — не кормить же такой отравой туземцев, — говорит Вахмистров.
Хозяйскому сердцу заведующего приходится то-и-дело сокрушенно сжиматься. Из двухсот кулей и мешков баранок — добрая половина негодна. Сахар подмочен. Ящики, мешки, тюки — все продырявлено, везде утечка.
