— Ты наследство-то получил?
— Что я — совсем дурак?!
И Гришка стал зачитывать завещание тети Марины — я чуть не влетел в тормозящий впереди «опель».
— …часы яшмовые в золоте с бриллиантами лондонской работы — середина XVIII века, букет из драгоценных камней — саксонская работа XVIII века, золотое ожерелье и золотой браслет греческой работы, Сань, начала IV века до нашей эры! — отчаянно палил Гришка. — Ларец для драгоценностей нюрнбергской работы XVI века! Сань, ведь мочканут!
— Ну подожди, Гринь. Твой двойник даст показания…
— Ой! — мандражировал Гришка. — Да они меня к тому времени давно замочат!..
На работе все было тихо. Губанов уехал за новым заказом. Но по мобильному теперь уже непрерывно трезвонил Гришка.
— Между прочим, — чуть не плача закончил он, — и Лизу они в покое не оставят. Она ведь — свидетель. Всех покоцают!..
К обеду Губанов не вернулся. Под настырный Гришкин трезвон я пытался сосредоточиться. Когда трезвон оборвался, я снял трубку и позвонил в «Обелиск».
— Иннокентий Константинович, это Аретов, художник из «Мебели». Мне нужно подъехать к вам.
— А, помню-помню вас, молодой человек. Конечно, приезжайте. Интерьер у нас оформляется полным ходом. Мы пока всем довольны, — ответил Иннокентий, полагая, что я еду смотреть интерьер.
Войдя в гостиную «Обелиска», я лишний раз подивился талантливости нашего Прохорыча с ребятами. Большой стол с шестью стульями — посреди комнаты, диван, кресло и чайный столик тоже уже стояли на своих местах.
Мы с Иннокентием были одни. Он улыбался, наблюдая, как я разглядываю обстановку. На стене я увидел Лизину парсуну.
— Иннокентий Константинович, я хотел с вами поговорить про Гришку, — начал я.
— Простите?! — удивился он. — Я не ослышался? Вы сказали: Гришку?
— Да. Гришу Прилетаева.
Улыбка сошла с его лица.
— В прошлый раз, когда мы с вами разговаривали тут, вы изволили заметить, что есть горсточка художников в широком смысле слова — истинных сынов отечества — и толпа. А Гриша… Я хотел сказать, что нам всем очень жалко Гришку. Он никому не сделал зла. У него четверо маленьких детей, — неожиданно закончил я.
— Александр, скажите, как вас по батюшке? — Иннокентий широким жестом пригласил меня сесть к столу.
— Васильевич. — Я сел на стул, машинально отметив его прочность.
— Александр Васильевич, давайте будем откровенны, пока нас никто не слышит. Вы знаете, откуда у него наследство?
— Знаю. Из госпиталя.
Иннокентий удивленно на меня посмотрел:
